Полемическая схватка с Деррида превратилась в масштабную игру в кошки-мышки. Складывалось впечатление, что философ рассыпал по тексту намеки и расставил ловушки специально для Роджера. Последнему приходилось напрягать все способности, чтобы в интеллектуальном поединке быть с Деррида хотя бы более или менее на равных. Роджеру нравилось, когда философ пытался увести его в сторону и заманить в сети. Месяцы отношений с текстом Деррида стали для Роджера самыми яркими в жизни, а понимание «О грамматологии» – глубже. Роджер был очень благодарен Хлое за то, что та не ревновала и была рада его увлечению. Наконец и при чтении Деррида он достиг точки, когда встретился с самим собой и почувствовал, что текст автора признал его: Роджер заглянул в произведение еще раз и увидел собственное отражение. Заканчивая читать «О грамматологии», Роджер, как раз дописавший диссертацию, находился вместе с Деррида на особой вершине мысли. Оттуда открывался величественный вид, и можно было рукой дотянуться до звезд.
Родители Хлои были психотерапевтами. Она вывела Роджера из задумчивости, предположив, что его отец, возможно, проявлял излишнюю мягкость. Его одобрение было легко заслужить, и Роджер не воспринимал его всерьез. Вместо этого он искал (и, вероятно, продолжает искать) одобрения, которое действительно имеет для него значение, то есть одобрения со стороны целой ватаги сверхстрогих отцов – философов. Быть может, он подсознательно думает, что одобрение стоит чего-то лишь в том случае, если получено в борьбе. Роджер неопределенно кивнул и ничего не ответил, а затем они с Хлоей пошли плавать.
Ночью после этого разговора он долго не мог уснуть, находясь в дурном расположении духа. Возможно, в словах Хлои есть доля правды. Хотя его безудержное желание разоблачать «отцов» придавало ему энергии, он никогда их не убивал. Как только Роджер понимал, что текст написан слабо, его автор становился ему совершенно не интересен – прилюдно убивать его не имело никакого смысла. Хлоя была права: только в борьбе с лучшими умами он способен признать их величие и в чем-то с ними согласиться. Однако это означало, что его отношение к философам и их тайнам в действительности могло оказаться значительно проще и прозаичнее, а его подъемы в гору – не такими величественными, как он полагал: если Хлоя была права, то его главная цель заключалась в том, чтобы добиться воображаемого признания со стороны умнейших представителей человеческого рода. Даже в мыслях это звучало как-то жалко.
Во всем должен быть простор