Чтец

– Даю честное слово: лгать не стану.

Они пожали друг другу руки. Ладонь бармена была влажной и холодной.

– Первый вопрос, – произнес бармен, отправляя турмалин в карман своего передника. – Как меня зовут?

Сефия изучающе смотрела в его лицо, на его морщины, орлиный нос, тонкие губы. Глаза ее вперились в шрамы, которые, подобно четырем звездам, пересекали его щеку. Сефия принялась расшифровывать эту последовательность знаков – как расшифровывала бы незнакомое слово из четырех букв, одну за другой.

И неожиданно она поняла. Четыре звездоподобных шрама на щеке: ЛЖЕЦ. ПРЕДАТЕЛЬ. И увидела золотистые линии жизни этого человека, приведшие его к их встрече. Увидела его одиночество, его бедность, обуревавшее его чувство страха. Год сменялся годом, и вот он предстал перед Сефией молодым человеком на палубе огромного золотого корабля. Там он стал слишком жадным. Он предал своего капитана, и его разоблачили.

– Фарралон Джонс, – проговорила Сефия, моргая и чувствуя головокружение. – Вас зовут Фарралон Джонс.

Бармен рассмеялся.

– Знаем мы эти фокусы! – сказал он. – Кто тебе сказал?

Он обратился к однорукому:

– Ты это сделал, пьяница? Старый ублюдок!

Однорукий отхлебнул из стакана и усмехнулся. Язык едва слушался его:

– Вовсе не я, Джонни. Я с этой девчонкой и словом не обмолвился.

Сефия старалась не упустить открывшиеся ей картины, хотя в висках ее застучало, а глаза наполнились болью. Чтобы удержаться на ногах, она положила руку на стойку бара.

Бармен потер ладонью подбородок.

– Очень интересно, – сказал он. – Хороший фокус. Нужно придумать вопрос посложнее.

– Только побыстрее, я тороплюсь, – попросила Сефия, внимательно изучавшая переплетавшиеся перед ее мысленным взором линии жизни стоящего перед ней человека. Все внутри у нее дрожало.

– Хорошо. Есть вопрос, – сказал бармен и показал на свою левую щеку. – Как я получил эти шрамы? Отвечай, и подробно.

Чтобы ответить, нужно было рассказать историю. Свет вихрями вращался вокруг Сефии, и в этом свете вращались и таверна, и палуба корабля, и грузный корпус бармена. Сефия пошатнулась.

– Вы предали своего капитана.

– Ну, – потер бармен щеку, – можно было бы придумать что-нибудь и поинтереснее.

Сефия моргнула и сконцентрировалась. Горечь выступила на языке, и она сглотнула.

– Вы были простым матросом на «Южном Кресте», у капитана Даймариона. Все было бы хорошо, если бы не ваша жадность.

Видение померкло, но Сефия, мотнув головой, вернула его, хотя это отозвалось в ней усилившейся болью.

– Маршрут проходил близ Оксини, и вам везло. В заливе Баттерам вы взяли хорошую добычу. Денег и прочего было хоть отбавляй. Но вы захотели взять себе больше, чем полагалось по уговору. Вы думали, вам это сойдет с рук, но капитан вас поймал.

Слышавший все однорукий рассмеялся, а бармен зло посмотрел на него.

– Ладно. Пусть это будет два, – сказал он.

Лоб Сефии покрыла испарина. Пол заведения словно раскачивался под ней, а стены дрожали. Вдруг она почувствовала локтем тепло руки Стрельца и сконцентрировалась на нем, отогнав тошноту и боль, раскалывавшую ей голову.

– Спрашивайте дальше, – сказала она.

Фарралон Джонс уставился на кусок кварца, который сиял в полумраке таверны, потом прикрыл лицо рукой, прищурился и спросил:

– Что мне в жизни всего дороже?

Сефия отправилась на поиски ответа в самые темные уголки его прошлого, самые отдаленные страницы его истории. Ей открылось слишком многое: образы, звуки, запахи перекатывались через нее вновь и вновь подобно зеленым волнам, но среди них, вынырнув на поверхность этого мерцающего моря и хватая ртом воздух, она увидела ответ. Кулак капитана был словно кувалда, и на пальцах он носил четыре перстня с остро ограненными изумрудами. Сефия почувствовала боль в щеке – словно эти изумруды рвали на куски ее собственную плоть. После того, как Фарралон Джонс получил удар этого кулака, его уже никто не нанимал. Никто не хотел иметь дело с меченым, никто ему не доверял. И Сефия поняла, что значило для этого человека потерять жену и дочь – единственных людей, которых, помимо самого себя, он любил.

– Вы хотели бы, чтобы я сказала, будто это ваша жена и дочь, – проговорила она пересохшими губами, чувствуя, как все внутри нее сотрясается от напряжения. – Но это не так. Вы никогда не любили их так, как любили себя самого. Вот вам мой ответ.

Все в баре смотрели на них.

– Как ты это?..

Глаза бармена нервно поблескивали.

– Я же никогда никому не говорил…

– Я все это вижу, – ответила Сефия.

Ладонями девушка зажала виски, словно пыталась унять пульсирующую боль. Она услышала последние слова, которыми проводила Фарралона Джонса его жена, и она повторила эти слова в лицо бармену:

– Ты жалкий жадный трус, Фарралон Джонс, и все, кого бы ты ни встретил, будут это знать.

Бармен уронил стакан, который продолжал полировать. Стакан грохнулся о стойку бара, треснул и отлетел на пол, где разбился на мелкие кусочки у ног бармена. Тот отпрянул. Осколки стекла захрустели под его подошвами.

– Я никому… Как ты узнала?