Что? 20 самых важных вопросов в истории человечества

Почему Платон – тот редкий мыслитель, который начинает с вопроса? Разве не начинает мозг мгновенно работать, столкнувшись с вопросом, к примеру, в начальных строках «Законов»: «Бог или кто из людей, чужеземцы, был виновником вашего законодательства?»[1] Не приведет ли такой вопрос к всеобъемлющей дискуссии о правительстве и законах, их назначении, власти и границах применения?

Что такого запоминающегося в писателях, которых мы называем великими мыслителями? Не выделяет ли их из общего ряда именно то, что они задают великие вопросы, и качество этих вопросов? Есть прекрасные писатели, которые не задают серьезных вопросов, но считаются ли они великими мыслителями?

«Почему я не могу найти ничего, кроме Большой Медведицы?»

Вопрос второй Сколько?

Каким был первый вопрос?

Был ли он «Где еда?»? И если так, означает ли, что именно «где?» стало в некотором смысле первым вопросом? Сводится ли все к основам, которым учат всех начинающих журналистов, – что существует всего шесть вопросов: Кто? Что? Когда? Где? Почему? Как? Неужели действительно считается, что ответы на эти шесть вопросов дадут завершенный материал? И если это единственные вопросы, то все остальные – лишь украшательство?

«Чем я отличаюсь от пчелы?»

Вопрос третий Как?

В мире, который кажется лишенным абсолютно достоверных фактов, как можем мы делать декларативные заявления? Не рискуем ли мы в один прекрасный день спросить, как делает полковник Брэндон в романе Джейн Остин «Чувство и чувствительность», «Когда я потратил так много времени, убеждая себя, что я прав, нет ли повода опасаться, что я ошибаюсь?»

Как мы можем знать хоть что-нибудь наверняка? Разве наши верования и мнения не подвластны изменениям и разве, как говорил Марсель Пруст, не «столь же вечно изменчивы, как само море»? Правда ли, что, как писал Пруст, «все наши решения принимаются в состоянии ума, которое тут же проходит»? Или я полностью ошибаюсь? Кстати, не этот ли вопрос мы так часто забываем себе задать?

Имеем ли мы твердую почву под ногами только тогда, когда задаем вопросы? И, несмотря на это, разве не произносит каждый из нас больше утверждений, чем задает вопросов? Не потому ли мы ничего не знаем наверняка?

Может быть, именно на это намекал французский философ семнадцатого века Рене Декарт в «Рассуждении о методе», когда ставил под сомнение свое существование? Если мы не можем ничего знать наверняка, как нам понять, что мы хотя бы существуем? Не был ли его вывод «Cogito ergo sum» – «Мыслю, следовательно, существую» попыткой ответа на этот вопрос? И не был ли этот вопрос утверждением того, что акт задавания вопроса является достаточным доказательством вашего существования? Но тогда не следует ли из этого, что люди, не задающие вопросов, не имеют доказательств своего существования? Не может же мешать вашему существованию отсутствие у вас доказательств этого? Но разве не увереннее мы станем себя чувствовать, если будем спрашивать хотя бы для наличия доказательства? С другой стороны, насколько велика вероятность того, что люди, которые не задают вопросов, вовсе не беспокоятся, существуют они или нет?

Вопрос четвертый Почему?

Не представил ли другой философ девятнадцатого века, немец Фридрих Ницше, совсем другую концепцию основополагающего вопроса, когда спросил: «Почему я такой мудрый?» Или это был вопрос Декарта, только заданный на немецкий, а не на французский манер? Или вопрос Ницше – версия девятнадцатого века вопроса Декарта семнадцатого столетия? В какой степени Декарт был французом? Почему все самые важные его работы были написаны после того, как он осел в Голландии? Может, Голландия сделала его таким? И опять же, почему рожденный в Германии Ницше настаивал, что он самом деле поляк?

Ответил ли Ницше на свой вопрос? Если нет, то не потому ли, что был настолько мудр? Не задал ли он много больше вопросов, чем дал ответов? Не начал ли он свою автобиографию, «Ecce Homo», вопросом, кто он такой? И автобиография ли это, если он так и не ответил даже на этот вопрос?

«Почему я думаю, что не одинок?»

Мог ведь он задать другой вопрос: почему я такой сложный? Мог ли этот вопрос быть прочитан разными способами, не все из которых оказались бы правильными? Может, тот факт, что в его фамилии на две согласные приходится всего одна гласная и, более того, пять согласных идут подряд[2], и делает Ницше сложным? Или из-за этого сложно всего лишь правильно писать его фамилию?