Что будет дальше?

На глаза ему навернулись слезы, и, забыв, о чем она его спросила, он стал судорожно подыскивать слова, чтобы сказать покойной жене то, что должен был сказать тогда, раньше, но что так и осталось несказанным. Впрочем, вполне возможно, что Адриан говорил ей это уже сотни раз, но почему-то сказанные слова не сохранились в его собственной памяти и не проникли в душу Кассандры.

— Касси, прости меня, — медленно выговаривая каждое слово, произнес Адриан. — Пойми, ни ты, ни я — мы не смогли бы ничего сделать. Не смогли бы предотвратить то, что случилось. Он делал что хотел. Он поступил так, как считал нужным…

Взмахом руки Кассандра отвергла извинения мужа.

— Терпеть не могу все это, — с горечью в голосе сказала она. — Особенно пошлую ложь, будто «мы все равно ничего не смогли бы сделать». Каждый из нас всегда может что-то сказать, что-то сделать, а Томми… он всегда прислушивался к тому, что ты говоришь, всегда уважал твое мнение.

Адриан закрыл глаза. Он прекрасно понимал, что, если он их откроет, его взгляд непроизвольно устремится на дальний угол письменного стола — туда, где стояла фотография еще одного близкого ему и ушедшего из жизни человека: его сына Томми. Фотография была сделана в день вручения дипломов. В магистерской шапочке и мантии, он стоял, весело улыбаясь светящему с неба солнцу, на фоне увитой плющом университетской стены. Прекрасный снимок, аллегория надежд и грядущих успехов.

Сквозь пелену болезненных, режущих сердце воспоминаний до слуха донесся голос жены. Адриан заставил себя открыть глаза и посмотреть на нее. Кассандра говорила настойчиво и уверенно — как всегда, когда бывала убеждена в своей правоте. Противостоять этой уверенности у Адриана почти никогда не хватало ни сил, ни настойчивости. Он был готов смириться со своими поражениями, потому что признавал, что, помимо доступной им обоим логики и рассудительности, у Кассандры всегда был еще один козырь: творческая интуиция художника. Если человеку хватает духа и чутья, чтобы положить первый, безошибочно правильный мазок краски на белый холст (сам Адриан так и не решился даже подойти к мольберту), то у него, наверное, есть право на то, чтобы убежденно доказывать свою правоту.

— Я спрашиваю, что ты там вычитал в своих книгах и в Интернете? — требовательно обратилась к мужу Кассандра.

Адриан привычным движением поправил очки. Этот непроизвольный жест всегда означал, что профессор Томас готов действовать: докладывать, убеждать, спорить.

— Эта парочка негодяев убила в общей сложности пять человек. — Немного помолчав, он добавил: — По крайней мере, английской полиции удалось вменить им в вину пять убийств. Вполне вероятно, что жертв было больше. Некоторые историки-криминалисты настаивают на цифре восемь. В шестьдесят третьем и шестьдесят четвертом годах пресса писала, что с этим судебным процессом для человечества наступил «конец невинности». Господи, стольких людей убить без причины, просто для удовольствия…

— Людей, говоришь?

Адриан склонил голову и сказал:

— Да, ты права. Нужно быть точным. Не просто людей — детей. Жертвам этой парочки было от двенадцати до шестнадцати, может быть, до семнадцати лет.

— Дженнифер сейчас столько же.

— Да, но полагаю, это простое совпадение.

— Насколько я помню по твоим исследованиям и докладам, ты всегда, мягко говоря, недолюбливал совпадения и даже высказывался в том смысле, что вообще в них не веришь. Психологи, как я понимаю, вообще предпочитают давать толкование и объяснение любому набору случайных, не связанных между собой событий.

— Ну, последователи Фрейда, конечно…

— Адриан, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

— Прости, Касси, это я пошутить хотел. Наверное, неудачно.

Он устало улыбнулся жене. Она по-прежнему стояла в дверном проеме, как делала часто при жизни. Она останавливалась в дверях кабинета, когда ей нужно было о чем-то спросить мужа, не отвлекая его от работы. Ей казалось, что если задать вопрос, не заходя в комнату, то сосредоточенным размышлениям Адриана будет нанесен меньший ущерб.

— Может, зайдешь все-таки? — спросил профессор Томас свою покойную жену и указал взглядом на второе кресло.

Кассандра покачала головой и сказала:

— Нет-нет, у меня дел полно.

Судя по всему, выглядел Адриан совсем измученным и растерянным, и, продолжая разговор, Касси обращалась к нему более мягко и не столь категорично, как раньше.

— Адри, ты ведь и сам все понимаешь, — с расстановкой произнесла она. — Времени остается совсем мало, я имею в виду — у вас обоих, и у тебя, и у Дженнифер.

— Согласен, — кивнув, согласился Адриан. — Думаешь, я не понимаю? Просто…

— Просто что?