Что было – то было. На бомбардировщике сквозь зенитный огонь

Боевое охранение на нашем берегу встретило пловца – как бы это поделикатнее сказать – не очень уважительно. Еще бы: приплыл замызганный тип со стороны немцев и уверяет, будто он советский генерал. Только и всего, что говорит по-русски. Отношения не сложились. Но по фронтовым линиям связи уже шла команда – оказать помощь экипажу сбитого бомбардировщика, на борту которого был генерал. Ребята из охранения сразу сообразили, о ком идет речь, растерялись, смутились, но необычный пленник расстался с ними по-дружески.

Вскоре Евгений Федорович освободился от следов этой, в общем-то, вполне рядовой на войне драмы и снова окунулся в свои командирские заботы. Вернулись на нашу сторону и оставшиеся в живых Урутин, Гаранкин и Шариков. Только Мацепрас, скорей всего, так и не смог покинуть машину.

Не знаю, есть ли сейчас под Курском деревня Паханок, но в начале лета сорок второго была. Там, в роще, недалеко от ее околицы, сосредоточивались немецкие танки.

Командир полка, ставя задачу на их уничтожение, неожиданно поднял меня.

– Пойдешь первым. Отыщешь рощу и обозначишь ее РРАБами с зажигательными бомбами. Штурманом будет у тебя капитан Дубяго.

Иван Лаврентьевич, заместитель начальника штаба полка, сидел рядом с командиром и, поймав мой взгляд, подмигнул.

– САБов не будет. Обстановку уточните у начальника разведки, – закончил Тихонов.

Разведчик, как всегда, не был богат более полными сведениями, чем те, что он накануне выложил командиру, и, обозначив на крупномасштабных картах ту рощицу крестиками да выбрав понадежнее опорные ориентиры, мы, в сущности, были готовы к делу.

На внешних замках РРАБы внутри – бомбы. Радисты, как это делали они уже не раз, на всякий случай прихватили с собой в кабину пару восьмикилограммовых осколочных бомб АО-8. Иногда по пути к цели, когда впереди вдруг вспыхивал немецкий прожектор и начинал мазать лучом перед носом, пытаясь ухватить самолет и подсветить его зенитчикам, штурман хорошенько прицеливался, и по его команде радисты прямо с рук, через створки нижнего входного люка, сбрасывали бомбу к подножию луча. Это нас забавляло: суетящийся луч вдруг замирал в неподвижности и в каком-то нелепом положении долго светил в никуда. Легко было вообразить, как перепуганная команда прожектористов улепетывала от бомбы, не успев выключить свою технику.

Мы от души хохотали и готовили новую бомбу для следующего попутного луча.

На Паханок взлетели засветло и в сумерках вышли на цель. Сопоставили с картой окружающие ориентиры – сомнений быть не могло: перед нами та самая рощица, где должны стоять танки. Но там ни малейшего признака жизни… Вот-вот подойдут наши бомбардировщики, а цели нет. Нервы на пределе. Ругаюсь и уже ничему не верю. Теряю высоту, кручусь над рощицей. Не сводя с нее глаз, хорошо различаю кроны деревьев, но под ними – мертво. Роща молчит, окутываясь вечерним мраком, будто погружаясь в ранний спокойный сон. Не бросать же РРАБы в эту тихую благодать, приют умиротворения и покоя. «Мало ли что бывает, – подумалось, – могли и на этот раз напутать разведчики, или танки в предчувствии удара снялись да ушли».

– Неженцев, – вызвал я стрелка-радиста, – приготовь-ка свою бомбу!

Иван Лаврентьевич подправил курс к центру предполагаемой цели, и бомбочка, по его команде, так, на всякий случай, скользнула вниз.

Боже, что началось! Я аж задохнулся. Было такое состояние, будто ухнул нечаянно в ледяную прорубь. Из этой рощи в одно мгновение лавиной взметнулись к нам десятки пушечных трасс, густо окутав машину пчелиным роем малокалиберных снарядов.

– Уходи, Вася, уходи скорее! – кричал Лаврентьич.

А «Вася» и без того уже мотал во все лопатки из этой чертовой купели. Ну, собаки, так и сожрать могут! А душа у немцев все-таки дрогнула – не вынесла одной несчастной бомбочки!

РРАБы сбрасывать нельзя: высота для них слишком мала, не успеют раскрыться. Набираем законные 1500 метров и уже в потоке подоспевших самолетов разделываем танковое обиталище. Хлеставший из него зенитный огонь теперь был хорошим целеуказанием для всех.

На наших глазах рощица преображалась: из нее валил дым, вырывались языки пламени, вспыхивали взрывы. Ко второму заходу заметно оскудел пушечный фейерверк, а зажигательные бомбы вызывали все новые и новые очаги пожаров.

Конечно, одним ударом такую цель не возьмешь. Свой визит на Паханок, вперемежку с ударами по такой же танковой группировке у деревни Фроловка, под Мценском, мы повторили дважды.

Страшнее гроз только грозы На вражьих тропах. Дом с мезонином. Расстроенный юбилей. Приманки для простаков. Пора, брат, пора…

Как ни велика была нужда в ударах АДД по немецким войскам на фронтовых позициях, ее «ожидали» важнейшие военные объекты глубокого тыла самой Германии. Мы уже сами чувствовали – пора.