Что бывало

И в то же мгновенье леопард сделал скачок. Нет, это не скачок – это полет в воздухе огромной кошки, блестящей, сверкающей на солнце. Леопард высоко перемахнул через поваленное кресло-кабину и точно и мягко лег на брезент. Мясо было уж в клыках. Он зло урчал, встряхивая мордой, хвост – пушистая змея – резко бился из стороны в сторону. Он на миг замер, только ворочал глазами по сторонам. И вдруг поднялся и воровской побежкой улепетнул. Он исчез бесшумно, неприметно.

Дама трепетно держалась за кавалера. Кавалер, осклабясь, жевал конец сигары.

– Полюбуйтесь, – не торопясь произнес мичман; он подвел даму к трапу. – Вот!

Там на палубе, на крепких тиковых досках, остались следы когтей – здесь оттолкнул свое упругое тело Васька.

– Вот как прыгают наши кошечки! Кись-кись! – позвал и щелкнул пальцами.

Дама вздрогнула и схватилась за белоснежный рукав крахмального кителя. Васька деловитой неспешной походкой прошел по палубе. Он облизывался.

– Кись-кись! – осторожно пропел Березин.

Васька не повел ухом. Он ловко зацепил лапой дверь и ленивой волной перемахнул через высокий порог кают-компании.

– Э, хотите, я его сейчас, каналью, сюда притащу? – Мичман двинулся от борта. – Вы его себе накинете вокруг шеи, горжетку такую. А?

Но дама крепче вцепилась в рукав мичмана и шептала:

– Не надо, прошу, я не хочу… я уйду…

Мичман делал вид, что вырывается.

– Степан! – крикнул мичман Березин.

– Есть! Сию минуту-с!

Буфетчик вышел из кают-компании, жмурясь на солнце.

– Не надо! Прошу! – сказала дама по-французски.

– Чего изволите-с? – Степан уж стоял, покачивая руку с салфеткой.

Мичман лукаво поглядел на даму. Она отвернулась, покраснела.

– Степан, у тебя… все готово? – спросил мичман и плутовски скосился на даму.

– Графинчики не заморозившись, – полушепотом докладывал старик, – водку надо-с как льдинку. Особо в таку жару-с. Чтоб запотевши были графинчики. Сами знать изволите-с. Они-то на льду, а я вот как на угольях: ох, быть нам не поспеть!

– Ну, ступай, ступай! Не бойтесь, сударыня, это я нарочно. – И мичман взял даму под локоток. – Кись-кись! – шепнул мичман и осторожно пощекотал локоток.

Но в это время спускались со спардека капитан и гости. Капитан – крепкий старик, лихая бородка с проседью расчесана на две стороны. Он сиял золотыми погонами, и на солнце больно было смотреть на его белый китель.

– А вот извольте – на случай пожара. Терещенко! Навинти шланг. Живо!

Матрос бросился со всех ног.

– Ах, только не поливайте! – И дамы кокетливо испугались, приподняли юбки, как в дождь.

– Нет, теперь, батюшка, дайте уж нам покропить! – И капитан захохотал деланным баском. – Правда, мичман? По-нашему.

Мичман с дамой подошел почтительно и поспешно. Батюшка, завернув в рот бороду, уважительно щурился на сиявшую, начищенную медь. Поливка развеселила всех. Мичман смеялся, когда немного забрызгало его даму.

– Ну, принесите же мой платок! – Дама, смеясь, надула губки. – Принесите мой ридикюль, я его оставила там, в кают-компании.

Мичман ловко вспрыгнул на трюмный люк и оттуда одним прыжком к кают-компании и дернул дверь.

– Эх, молодец он у меня! – довольным голосом сказал капитан, любуясь на молодого офицера.

Мичман Березин распахнул с размаху дверь и вдруг снова запер. Запер плотно, повернул ручку. Он неспешно шагал назад, подняв брови.

– Знаете, мне пришла мысль… – вдруг заулыбался он даме. – Мне очень-очень хотелось бы, чтоб вы воспользовались моим платком, честное слово. – И он достал из бокового кармана чистенький платочек. – Я буду его… хранить как память.

– Нет, зачем же? Я хочу свой. Ну, принесите же!

Мичман молчал, протягивая платок.

– Ради Бога! – шептал он. – Умоляю!

Капитан глядел нахмурясь.

– Быстрота и великолепие, – сказал батюшка капитану, но капитан, не оборачиваясь, кивнул наспех головой: он глядел на мичмана.

– Это неприлично-с, господин мичман! Немедленно отправляйтесь, исполните, что требует дама.

– Есть! – ответил мичман; он зашагал к кают-компании.

Все глядели ему вслед. У самых дверей он укоротил шаги. Он поворачивал ручку, дергал ее, он рвал дверь – дверь не открывалась. Он даже раз оглянулся назад. Все смотрели на него. Капитан прищурил один глаз, будто целился.

– Дверь не откроете? – крепким голосом крикнул капитан. – Мич-ман! – И капитан решительным шагом зашагал к двери.

– Я сама, сама! – вскрикнула дама и засеменила по мокрой палубе, стараясь обогнать капитана.

Вся публика двинулась следом. Но всех обогнал Степан. Степан-буфетчик, запыхавшийся старик с графинчиками. Их по четыре торчало у каждой руки – зажатые горлами меж пальцев. Запотевшие, матовые – от ледяной водки внутри.

– Сию минуту-с!.. Сию минуту-с! – пришептывал старик, юля и обгоняя гостей.

Он шлепающей лакейской рысцой обогнал капитана; он уцепил пальцем ручку – дверь легко распахнулась. Капитан уже стоял за плечами. У самого порога, по ту сторону дверей, лениво растянувшись, блаженно спал Васька.

– Ах, вот в чем дело! – грозно сказал капитан и перевел глаза на мичмана.

– Брысь, скотина! Брысь, брысь! – фыркнул на Ваську Степан.