Но довольно об этом. Если вы имели столько симпатии {интереса} ко мне, что не пожалели потратить так много времени на ваше длинное письмо, то, конечно, я должна быть уверена, что вам интересно будет узнать, что было со мною после погибели Дмитрия Сергеевича. Вы, конечно, знаете от Рахметова, что я была в отчаянии, прочитав записку, в которой Дмитрий Сергеевич говорил, {объявил} что "сходит со сцены"; вы, конечно, знаете от него, что я решилась навсегда расстаться с Александром и уехать из Петербурга, что, дав мне помучиться весь день до поздней ночи, Рахметов показал мне записку моего доброго, доброго друга, которая совершенно изменила мои мысли (видите, какая я дипломатка, как осторожны мои выражения, вы должны быть довольны этим), но уехать из Петербурга все-таки было надобно для достижения того же самого эффекта, для которого Дмитрий Сергеевич не пожалел {заставил} оставлять меня на страшное мучение в течение целого дня, - как я благодарна ему за эту безжалостность! {Далее было начато: а. до Рахметова б. на другое в. рано г. на другое утро отыскал Рахметов} Вы, конечно, знаете также, что Рахметов еще раньше, чем явился сидеть сторожем моего отчаяния, отыскал Александра и сказал ему, что было нужно для его успокоения. Ехать до Москвы мне уж не было надобности, надобно было только удалиться из Петербурга. - Я уехала в Новгород, туда приехал через несколько дней Александр, привез документы о погибели Дмитрия Сергеевича, мы повенчались через неделю после этой погибели, прожили еще с месяц в Новгороде и вчера {и потом} возвратились в Петербург; вот причина, по которой я так долго не отвечала на ваше письмо: оно лежало {оставалось} в ящике Маши, дожидаясь меня. А вы, вероятно, {я думаю,} бог знает чего ни передумали, не получая так долго ответа.
Обнимаю вас, милый друг. Ваша Вера Кирсанова.
Жму твою руку, мой милый, - только, пожалуйста, уж хоть мне-то ты не пиши комплиментов, - иначе я изолью {изольюсь} перед тобою сердце мое целым наводнением превознесений твоего благородства, тошнее чего, конечно, ничего не может для тебя быть. А по правде говоря, не доказывает ли присутствие порядочной дозы тупоумия как у меня, так и у тебя в том, что и ты мне, и я тебе пишем лишь по нескольку строк, _ что мы на первое время как-то как будто несколько конфузимся в разговоре? Какая пошлость! Впрочем, мне-то, положим, это еще извинительно, - а ты-то с какой стати? В следующий раз, надеюсь, уж буду рассуждать с тобою свободно и напишу тебе здешние новости в подробном размере. {в подробном размере, вписано.}
Твой Александр Кирсанов. {Далее на полях дата: 14 февр}
Переписка эта продолжалась еще три-четыре месяца, деятельно со стороны Кирсановых, довольно небрежно и скудно со стороны их корреспондента. Потом он и вовсе перестал отвечать на их письма. Оставшись пять-шесть раз без ответа, бросили писать и они. {После: и они - было начато: Четвертый сон Веры Павловны, а. И снится Вере Павловне [что она сама] сон: слышит она знакомый прекрасный голос поет: Sein hoher... И сладкие речи... вот идет она и поет... Хорошо ли я пою? Добра ли я? певица ли б. [И снится] [Милый мой] И снится Вере Павловне сон Рядом с наброском: И снится ~ сон - заметка: в этот день поутру записку, содержание которой таково: не пора ли прекратить ожидание?}