Что другие думают во мне

Я встал с дивана, подошел к двери и раскрыл ее настежь. Я догадался, кто стоит за ней, и это действительно была она. Стояла, наклонив голову в знакомой манере, ее зеленые глаза мерцали на свету, пробивавшемся из-за моей спины, руки в карманах коричневого бомбера. Ее волосы – цвета «грязный блонд», а не «наивный рыжий», как в нашей юности, – лежали на плечах. Взгляд легко блуждал с моего удивленного лица на дом и обратно.

– Балаган, – сказала Даниэла, – ну что за балаган. Нетрудно было бы догадаться, что ты обустроишь свой дом так эклектично. Никакого единообразия. Как будто тут восемь разных людей живут.

– И тебе привет, – отозвался я. – Как ты меня нашла?

Она едва заметно улыбнулась. Конечно, так она и расскажет.

– Может, все-таки пригласишь меня внутрь?

Я жестом пригласил ее войти. Во мне разразился настоящий шторм, бурлящие волны сотен вопросов обрушивались на побережье моих мыслей, словно цунами. Но мой внутренний актер не подал виду и решил играть свою роль. В конце концов, ему давненько не доводилось участвовать в таких спектаклях.

Она вошла и огляделась.

– Кухня, видимо, там, – и указала рукой, полуспрашивая, полуутверждая, – здесь гостиная, а пространство между ними – это… что?

– Все остальное, – ответил я. – Одно из преимуществ жизни отшельника – можно делать что хочешь, и никто не будет задавать вопросов.

– Типа меня?

– Например, да.

– Но я не абы кто, – сказала она, глядя мне прямо в глаза, – у нас общее прошлое, между нами есть связь. Мы умеем говорить на одном языке.

Я сел на диван:

– Так чем обязан?

Она села рядом, стараясь не смотреть на меня. Вместо этого она принялась рассматривать маленькие картинки на стене напротив и заправила волосы за ухо тем самым легким движением, которое было мне хорошо знакомо. Потом она поправила воротник бомбера и сделала глубокий вдох.

– Мне нужно, чтоб ты исчез, – сказала она. – Надо, чтоб ты вышел из игры.

Ее слова, безусловно, были значимы, как и то, что, когда она заправила волосы за ухо, я увидел маленький наушник. Затем она повернулась ко мне, едва улыбнувшись. Зачем тебе наушник, подумал я. Когда она поправила воротник бомбера, я разглядел маленький микрофон, почти невидимый. Она была не одна. Кто-то слушает нас. Кто-то дает ей указания.

– Какой игры? – спросил я.

– Жизненной, – ответила она.

– Я не понимаю, – сказал я и кивнул, сигнализируя, что я понимаю, еще как понимаю. Мы действительно умеем говорить на одном языке. Она хочет, чтобы мы говорили на нашем языке, при помощи кода, который давным-давно придумали. Это необходимо, потому что кто-то слушает нас, она не может говорить открыто. – О чем ты говоришь? Зачем ты пришла?

Она прикрыла глаза и задумалась, видимо выстраивая фразу.

– Ладно, хватит болтать. Ведь нужно закончить все это поскорее. Так вот, – сказала она, и вдруг в ее руке оказался пистолет. – Сидишь себе дома, никого не трогаешь, и вдруг появляюсь… эмм… я. Я и этот малыш. Теперь мы с ним решаем, что тебе… эмм… нужно делать.

Мне понадобилось несколько секунд, чтобы расшифровать. Было непросто. «Ведь нужно» – С, «эмм… я» – П, просто «я» – А, «эмм… нужно» – С. СПАС. Она меня спасает. Или себя. По крайней мере, так она говорит.

– Ты серьезно? – спросил я.

Свободной рукой она порылась в кармане куртки, вытащила что-то и бросила мне. Черная повязка.

– Возьми. Завяжи глаза. Но сначала посмотри хорошенько вокруг, потому что больше ты не увидишь этот дом. Не возвращайся сюда, что бы ни случилось.

Кажется, дело плохо. Это не было закодированное предложение, это было ровно то, что она имела в виду. Я надел повязку на глаза. Надо что-то предпринять, разговорить ее. Дать ей предлог сказать еще что-нибудь, объяснить мне, что происходит.

– Даниэла, что тебе нужно от меня? – спросил я.

– Что мне нужно? Скоро узнаешь. Почувствуешь, так сказать, на собственной шкуре. Эмм… пожалуйста, заткнись, у нас мало времени. Понял?

Понял ли я? Пытался понять. «Нужно» – В, «почувствуешь» – Е, «эмм… пожалуйста» – это… ну, вспоминай, вспоминай… вспомнил! Р! ВЕРь. Она хотела, чтобы я доверился ей. Это ничего мне не дало.

Я почувствовал, как она берет меня за локоть и ведет наружу. Все происходило слишком быстро. Я пытался вспомнить, что я взял, а что оставил. Телефон лежал на рабочем столе, в кармане пальто были паспорт и кошелек, но оно висело на вешалке за дверью, а с собой у меня только несколько монет в кармане брюк и, может, клочок бумаги, какой-то старый чек. Все, что было мной в этом доме – пластинки, наброски, мой блокнот, компьютер, – все это вот-вот останется позади.

– Подожди, – выпалил я, – мне нужен мой блокнот. Пожалуйста, хотя бы блокнот! В ящике письменного стола, в центре комнаты, вон там. – Я указал в направлении, где, по моим предположениям, был стол.

Прошло несколько секунд, прежде чем она ответила. То ли размышляла, то ли ждала указаний через наушник.

– Даже не пытайся шевелиться, – предупредила она, – ты все еще у меня под прицелом.

– Я не сомневаюсь. Не беспокойся.

– Такая синяя потрепанная книжечка?

– Ага.

Узнала ли она его?