Что движет Россией

Извне, как, например, из зрительного зала на представлении пьесы Толстого, это выглядит так. Отдельный кабинет в ресторане, довольно запущенный. В углу потрепанное пианино, видавшее лучшие времена. На стенах зеркала. Возле одной из стен — плюшевый диван. Перед ним стол, бутылки шампанского, бокалы.

Зрители сидят на диване. Перед ними вдоль противоположной стены расположился цыганский хор. Эти цыгане — отнюдь не сборище бродяг в живописных лохмотьях. Это хор мужчин и женщин в обычной одежде, напоминающих, несмотря на смуглость кожи, зрителей с галерки на концерте в Квинс-холле.

Цыгане — как любые профессионалы, занимающиеся своим ремеслом, — проявляют признаки скуки и усталости. Они позевывают. У одного болит зуб, щека раздута флюсом. Они поют машинально, при этом шепотом переговариваясь о своем. Сторонний наблюдатель непременно заметит автоматизм веселья и поэтичности, за которые им платят. Свечи на столе оплывают, и сквозь окна унылого кабинета просачивается холодный рассвет или бьет яркое солнце дня — по обстоятельствам.

Но те, кто собрался получить удовольствие, и получают его, ничего этого не видят. Они пришли за красотой и наслаждаются ею. Они не замечают ни убогой обстановки, ни механистичности представления — их полностью поглощают поэзия, романтика и страсть, рожденные гортанной гармонией резких, нестройных звуков, играющих на нервах словно смычок на струнах.

Хор сидит полукругом, перед ним стоит гитарист, управляющий хором, — его инструмент и тело раскачиваются в такт ритму. Женщина поет соло. Голоса хора перерастают в визг, громкий и яростный, как вой волчьей стаи, а затем затихают во вздохе неутоленности.

Когда вы в первый раз слышите эту монотонную, будоражащую музыку, она может показаться неприятной, но в тот момент, когда она «ужалила» и заразила вас, возникает такое ощущение: сначала вы начинаете весь дрожать как в лихорадке, потом осознаете, что эта лихорадка приятна. А потом вы все это забываете: вы уноситесь далеко в прозрачные рассветы и бессонные полночи, а когда вас возвращают к действительности, требуете — настаиваете — еще раз хоть одним глазком заглянуть в эту горько-сладкую, нестройно мелодичную сказочную страну.

Цыганская музыка, несомненно, обладает свойством завладевать вами. Кого-то она опьяняет. Она ужалила их настолько сильно, что они жаждут ее снова и снова, как наркотика. Они не могут без нее жить. На других она навевает неукротимую скуку. Но для типичного русского «поехать к цыганам», когда он хочет получить особое наслаждение, — распространенная привычка, и кстати весьма недешевая, так что обычно люди, желающие побаловать себя этой роскошью, делают это вскладчину.

Затраты здесь — часть удовольствия. Если типичный русский хочет что-то отпраздновать, ему надо приправить удовольствие перчинкой безрассудства, которое дает ощущение того, что он тратит больше, чем может себе позволить. И если в таком случае им овладевает страсть мотовства, он будет тратить деньги безоглядно.

В отношении денег он щедр и небрежен. Здесь все постоянно друг у друга занимают. К примеру, А просит у Б в долг сто рублей. Б тут же соглашается, хотя у него таких денег нет, и одалживает их у В. Небрежность в денежных вопросах — а она здесь весьма часто встречается — отчасти, наверно, является результатом весьма распространенного в прошлом мздоимства чиновников, которое, в свою очередь, стало неизбежным следствием долгой бесконтрольности бюрократии в огромной стране. В период расцвета старого режима мздоимство в России естественным образом корректировало узость и суровость законодательства. Взятка обеспечивала терпимое отношение. «Схизматики», евреи или любая группа, страдавшая от административных притеснений, обходила их с помощью подкупа. К тому же, когда бюрократический аппарат в стране так велик, многие мелкие чиновники не могут прожить на свое жалование: они непременно будут стараться увеличить свои недостаточные доходы за счет вымогательства и получения взяток. Когда-то чиновничье мздоимство в России было практически повсеместным. Однако после создания Думы и усиления свободы печати на его пути был воздвигнут весьма серьезный барьер: Дума имеет право направлять запросы, и денежные операции, прежде надежно укрытые от любого анализа и расследования, теперь могут стать достоянием гласности.