После этого Валечка пошла на курсы секретарей-референтов. Люба, поднатужившись, заплатила за них пятьсот рублей. И не зря, потому что дочка всё-таки получила свидетельство и направление на работу в хорошую торговую фирму. Правда, проработала всего два дня, а на третий пришла к ней какая-то подружка, кажется, её Юлькой зовут, и предложила: "Давай, Валюха, отметим начало твоей трудовой биографии".
Куда и с кем они забурились после ресторана - этого Люба у дочки до сих пор так и не выпытала. Три дня новоиспеченная референтка не появлялась в фирме и её, конечно, уволили.
Юлька, чувствуя свою вину, предложила разнесчастной Валечке не тратить материнские деньги на поднаём комнатки у одинокой старушки, а поселиться вместе с ней в шикарном доме в центре города. Откуда у этой мокрощёлки были средства, чтобы снимать такую дорогую квартиру, это было покрыто мраком тайны. Впрочем, дочка недолго побыла приживалкой. Как-то приезжает на побывку домой и сообщает: " А я, мамочка, кажется, замуж выхожу. Его зовут Юра. Он меня старше на шесть лет, работает охранником в частной фирме, есть квартира, машина и дача. Мы уже вместе живём..."
Люба, как сумасшедшая, помчалась в Хабаровск, чтобы посмотреть на этого Юру с квартирой, машиной и дачей. Приехала, кажется, не вовремя: у молодых как раз гости были, дым коромыслом, музыка гремит, танцы-шманцы, звон бокалов. На Любу никто и внимания не обратил, а Валечка только и сказала: " Чего прискакала? Я же сказала: не приезжать, пока сами не позовём". Но будущий зятёк, к утру протрезвевший, отругал неласковую Валечку, сбегал за пивом, сам сжарил яичницу с ветчиной и, угощая Любу, признался: " Я вашу дочку люблю и никогда не обижу". Однако со свадьбой они что-то не спешили. Валечка нигде не работала, говорила, что без прописки никуда не берут. Но Люба по этому поводу уже не переживала. Главное, считала она, дочка встретила хорошего человека, а всё остальное как-нибудь образуется.
Подходя к дому, Люба заметила: на кухне горит свет. Неужели Санька взломал дверь? А может, уходя на работу, сама забыла выключить электричество? Или воришки залезли, а?
Встревоженная Люба потихоньку открыла калитку и, стараясь не скрипеть снегом, забралась на завалинку, чтобы посмотреть, что делается в кухне. В морозных узорах оконного стекла она нашла небольшую щелочку и с трудом разглядела силуэт женщины. Это была Валечка!
7.
В дверь кто-то постучал. Лариса взглянула на часы: половина десятого утра. По-хорошему уже давно полагалось бодрствовать, крутиться, например, у плиты, как другие добропорядочные семейные женщины. Но они с Александром вставали поздно. Куда торопиться-то? Это другие боятся опоздать на работу, за которую всё равно вовремя не платят. А они - пташки вольные, только раз в неделю обязаны прийти в центр трудоустройства - на отметку.
Как ни хотелось, а пришлось Ларисе выбираться из-под тяжелого ватного одеяла и шлёпать по холодному полу босыми ногами. Александр стука не слышал и спал как ни в чём не бывало.
- Кто там? - спросила Лариса.
- Сто грамм, - ответил мужской голос.
Лариса не поверила своим ушам. Голос был Володин. И эта фраза насчёт ста грамм - тоже его.
- Вовка, ты?
- ...И цветы, - послышалось из-за двери.
- Откуда?
- Оттуда! Только что из автобуса вылез, и сразу - к тебе, - ответил он и снова нетерпеливо стукнул в дверь. - Ну, открой же! Замёрз как цуцик...
Лариса не знала, что и делать. Она ждала и боялась возвращения Цыгана. И дело даже не в тех его шмотках, которые пришлось продать. Уж как-нибудь расквитались бы. Пугало её другое: Володя писал, что спит и видит её своей женой, и что ему очень хочется нормальной, спокойной жизни, и чтобы вокруг их дома вырос большой сад, он специально поедет в Хабаровск, в питомник имени Лукашова, наберёт там самых лучших саженцев, вот только вернётся между прочим, в самый раз: весной! - так сразу и поедет за грушами-яблонями.
- Что, досрочно освободили? - спросила Лариса. Вопрос прозвучал как-то глупо, но что поделаешь: слово - не воробей, вырвалось - не поймаешь.
- Да что ты мне допросы устраиваешь? - Володя разозлился и саданул дверь ногой. - Если меня не жалко, то хоть розы пожалей. Или ты мне не рада?
- Ты сначала всё-таки в родной дом зайди, - сказала она. - Твоя мать хворает...
- У тебя кто-то есть? - догадался Володя. - Отвечай!
- Тебе мать всё расскажет, - вздохнула Лариса. - Прошу тебя по-хорошему: иди домой.
-А что это ты меня гонишь, милая? - тихо спросил Володя, и по этому тихому, с придыханием голосу Лариса поняла: он распсиховался, и, как всякий неуравновешенный человек, может сорваться, не думая о последствиях своих действий. Она хорошо помнила эти внезапные приступы ярости и боялась их.
- Ну, что молчишь? Считаешь, что прошусь к тебе под зонтик? Да у меня ксива есть на поселуху!
Он распалялся всё больше, и Лариса, не зная, как поступить, вдруг вспомнила, что Цыган верит в приметы. Никогда, к примеру, не пойдёт дальше, если дорогу перебежит чёрная кошка или встретится баба с пустым ведром. И она сказала: