Что движет солнце и светила (сборник)

Когда очередную табличку снимали со стены дома, она появлялась снова иногда через три месяца, иногда через год, но никогда — сразу. Это, видимо, усыпляло бдительность тех, кто все-таки, наверное, хотел поймать нарушителя спокойствия. Это возмутительно: обвинять страну в том, что она посылает своих будущих поэтов на верную смерть!

В конце концов, одинокую Анну Тимофеевну переселили в новую десятиэтажку под предлогом заботы о матери, потерявшей единственного сына-кормильца. Но табличка упорно возникала на зеленой стене снова и снова. Наверное, мало кто обращал внимание на пожилую интеллиген-.тную даму, которая вела себя, впрочем, чудаковато: она останавливалась у дома, что-то шептала себе под нос, тихонько смеялась, грустила, снова улыбалась чему-то одной ей понятному.

— Бабушка, а наш дом скоро снесут, — услышала Наталья Андреевна звонкий голосок за своей спиной. Она обернулась: из кустов смородины на нее глядела чумазая мордашка Павлика. Малыш жил в этом доме, и они познакомились еще весной, причем очень просто: сначала в Наталью Андреевну влетел грязный резиновый мячик, а следом за ним — целая торпеда, взвившаяся откуда-то из-за стеблей топинамбура и чахлых георгинов. Торпеда отчаянно взвыла и расплакалась, оказавшись пацанчиком лет шести.

— Я нечаянно! — голосил он. — Только не говорите, пожалуйста, ничего маме. Она меня гулять не пустит целую неделю!

Платье Натальи Андреевны было живописно испорчено черным пятном от мяча, но отчаяние мальчика было столь велико, что она, вместо того, чтобы его наругать, вдруг принялась утешать:

— Ничего страшного! Не плачь! Только в следующий раз будь внимательней…

— Ага, как я буду внимательней, если заигрываюсь? — всхлипнул пацанчик. — Меня знаете, как во дворе зовут? Пашка — бешеная пуля!

Привыкнув к визитам Натальи Андреевны, он доверчиво рассказал ей, что в их дворе нет детей его возраста, а те, что постарше — от двенадцати лет и больше, — в свои игры его не принимают. Но у него есть друг Саша, и о нем никто-никто не знает, потому что он для всех — невидимка.

— У него светлые волосы, серые глаза, и вот тут, у правого уха, широкая царапина? — спросила Наталья Андреевна. — Он лазал на тополь, чтобы снять оттуда кота Мурзу, не удержался на ветке и свалился вниз. Вот откуда у него эта царапина, да?

— Да, — Пашка смешно округлил глаза и перешел на шепот: — Но об этом никто не знает, только я и Саша знаем!

— Ну и еще немножко я знаю, — улыбнулась Наталья Андреевна. — Однажды он написал в школьном сочинении об одном своем счастливом дне: он купался, загорал, бросал камушки в Амур, вместе с друзьями нашел вход в какое-то подземелье и прошел по нему, пока не уткнулся в стену бетона. Под Хабаровском, говорят, на самом деле есть какие-то подземные ходы. Может, мальчишки и вправду открыли один из них? Но счастлив он был совсем от другого: целый день он делал то, что ему нравилось. Мама дала ему деньги на мороженое, но он решил копить на акварельные краски и потому обошелся без лакомства. И вот когда возвращался с реки домой, увидел мальчика, который…

— … который боялся идти домой, потому что потерял где-то «хлебные» деньги, — продолжил Пашка. — Взрослые не обращали на мое нытье никакого внимания, а Саша не пожалел отдать свои деньги мне. Чтобы я купил хлеб. А то мне попало бы от мамы.

— Но у невидимок денег не бывает, — заметила Наталья Андреевна. — Значит, он существует на самом деле?

— Конечно! Только его все равно никто не видит, — сказал Пашка. — Его видит только тот, с кем он любит сам играть!

— Может быть, — отозвалась Наталья Андреевна. — Это хорошо, что он вернулся в свой самый счастливый возраст. Наверное, ТАМ это возможно. Но что с ним станет, когда ты вырастешь и однажды не захочешь играть в детские игры?

— А мы с ним растем вместе! — серьезно сказал Пашка'. * И вот этот Пашка сообщил Наталье Андреевне о том, что зеленый двухэтажный дом скоро снесут. Она и сама что-то такое слышала, когда городской архитектор рассказывал по радио о реконструкции старой городской застройки. Среди прочих назывались и дома по этой улице.

Она посмотрела на табличку, которая была уже не фанерной, а бронзовой. Это постарались воины-афганцы, которые прослышали о странной истории и, разобравшись в ней, решили, что память солдата Александра Иртеньева должна быть увековечена.

— Но мы с тобой все равно будем приходить сюда, правда? — спросила Наталья Андреевна. — Саше без нас будет грустно.