Что движет солнце и светила (сборник)

— Что ты так на меня смотришь? — Александр, сняв сапожки, выпрямился и поискал глазами свои шлёпанцы. — Дала бы тапки, что ли…

В это время на кухне послышался грохот, и оттуда выскочил взъерошенный Мейсон. Его хвост торчал трубой.

Люба бросилась на кухню, решив, что Цыган выпутался из верёвок и снова пытается снять с головы ведро. Александр пошёл следом.

Увидев на полу опутанного веревкой человека с кастрюлей на голове, Александр растерянно присел на стул:

— Час от часу не легче! У меня сегодня сплошные приключения… Что случилось, Люба?

Люба, вооружившись кочергой, как хоккейной клюшкой, с решительным видом стояла над человеком — кулёмой.

— Скажешь наконец, что тут творится?

— Да вот, — выдохнула Люба, — этот стервец напал на меня. А я защищалась…

— Да-а, — покачал головой Александр и устало улыбнулся. — Мы сегодня оба, оказывается, защищались. Я вот тоже с разборки прибежал.

— С интеллигентшей своей поцапался, что ли?

— Если бы! На меня наехали какие-то бандюги, долго рассказывать… А кого ты оприходовала? И не пора ли с него стащить кастрюлю, а то ещё задохнётся — отвечать будешь…

— Он, сволочь, у меня сам за всё ответит! — с жаром ответила Люба и ковырнула «кулёму» кочергой. — У-у, чёртов Цыган!

Цыган и в самом деле, видимо, начал задыхаться, потому что его энергичные движения сменились резкими подёргиваниями, больше похожими на конвульсии, а громкий бубнёж плавно перешёл в чуть слышное поскуливанье.

Александру не сразу удалось стянуть кастрюлю с головы Цыгана: она сидела слишком плотно, и даже удивительно, как он не задохнулся под этой «шапкой».

— Ну, что будем делать? — спросил Александр Цыгана. — Сразу тебя убить или помучить немного?

Люба, ещё не утратившая воинственного пыла, замахнулась кочергой и с чувством, медленно, почти по слогам выговорила:

— Убила бы, и рука не дрогнула! Да мараться об тебя не хочется…

— Пусть он идёт отсюда подобру-поздорову, — сказал Александр. — Похоже, ты его здорово проучила. Надолго запомнит.

Цыган, не ожидавший от Александра такой снисходительности, воспрял духом и попробовал разжалобить его ещё больше:

— Я через неё слепым сделался. Она мне глаза чем-то выжгла. Ничего не вижу, поверь, братан!

Люба возмутилась и снова наскочила на Цыгана, потрясая кочергой.

— Ладно, пусть промоет глаза, — сжалился Александр. — Воды не жалко! А наперёд знать будет, как к серьёзным бабам приставать…

— Чего это ты тут раскомандовался? — вдруг опомнилась Люба. — Иди туда, где живёшь — там и командуй! А тут я пока хозяйка…

Александр, не обращая на неё внимания, распутал узлы верёвки, снял с ног Цыгана ремень и, толкнув его в бок, велел сполоснуть лицо водой.

— Ишь, командир выискался! — продолжала возмущаться Люба. — С разборки он, видите ли, — герой какой! — прискакал… А я тебя звала, что ли? Я этого урода, может, в милицию хочу сдать.

Александр опустился на стул и, только ощутив под собой опору, понял, как сильно устал — до дрожи в коленях и ватной слабости рук. Раздетый, он пробежал несколько километров, и этот стремительный бег вместе с потом выгнал из него весь алкоголь и не дал замёрзнуть.

Он не знал, что машина, на которой рэкетиры кинулись за ним в погоню, на всей скорости выскочила из-за поворота, угодила в полынью и скрылась под тёмной водой. Навряд ли кто-то из преследователей уцелел. Река в том месте была глубокой.

— А может, ты рылом не вышел для интеллигентши? — Люба продолжала свой монолог, не заботясь, слушают её или нет. Ей надо было выговориться выплеснуть всё, что накопилось на душе. — В чём был, в том она тебя и шуганула. А может, у неё новый хахаль объявился, а? Этой дамочке с одним и тем же мужиком скучно, ей разнообразие подавай! А с тебя — ни деньжат, ни вещей, ничего! Зачем ты ей такой нужен? Это только я, дура, тебя терпела. Ну что, отставку она тебе объявила, да? Среди ночи! И ты про меня сразу вспомнил? Мол, Любка всё стерпит, примет такого, как есть…

Александр, услышав последнюю фразу, подумал, что сильно виноват перед этой женщиной. Слов нет, по сравнению с Ларисой она простая, без всяких изысков, стыдливая, ничего не знает и книжек не читает, а слово «мачо» вообще может принять за какое-нибудь новое ругательство. И тем не менее эта обычная женщина притягивала к себе, заставляла тосковать и сильнее биться сердце, потому что незаметно стала частью Александра.