Что движет солнце и светила

— Пусть только сунется, — Александр встал, прошёлся по комнате и, отдёрнув желтую занавеску, постучал пальцем по стеклу. — Что из этого окна видно? — и сам же ответил:

— Правильно, железная дорога! А за ней начинается лес. Урою я твоего Володеньку и закопаю где-нибудь под осинкой. И никто не догадается, где могилка его…

— Ой-ей-ёй, храбрец-то какой!

— Ну, допустим, насчёт того, какой я в бешенстве, — это ты уже знаешь, — Александр не оборачивался, но по тому, как напряглась его спина, Лариса поняла, что лучше помолчать, не продолжать этот разговор. Он медленно повернул голову и чуть слышно, одними губами выдавил из себя:

— Напоминать не надо?

Она, не поднимая глаз, молча кивнула и закрыла лицо руками. «Опасные связи» соскользнули с колен и упали на пол.

3

К Любе подошла женщина в коротенькой рыжей шубке, чуть прикрывающей зад. Она сняла с рук перчатки и, подхватив наманикюренными пальчиками горстку капусты, осторожно тронула её ярко-красными губами:

— Сразу с брусникой солили?

— А то как же, — соврала Люба и с неприязнью подумала: «Фря какая! Сплошное фу ты — ну ты! Интересно, она своё причинное место не подмораживает?»

— Что-то не чувствуется, — женщина капризно оттопырила нижнюю губу. Капуста — отдельно, брусника — отдельно…

— На вкус и цвет товарищей нет, — заметила Люба. — Не нравится — не берите!

— А гигиенический сертификат у вас есть? — продолжала допытываться эта пигалица.

Никакого сертификата, конечно, не было. Откуда ему взяться, если при рынке даже ветеринарной лаборатории нет. Об этом Люба и сообщила покупательнице без всякой задней мысли.

— Как так? — встрепенулась она. — Может, вы свою капусту в антисанитарных условиях готовите. Человек купит, съест, а потом месяц на аптеку будет работать.

— Сроду такого не было…

— А вон то мясо тоже без лабораторного контроля продают? — спросила покупательница, узрев полётненских мужиков. — Ужас!

— Да какой там ужас! — изумилась Люба. — Им на свиноферме зарплату выдали поросятами. Они их забили, теперь вот торгуют. Поросят-то, наверное, ветеринары наблюдали, как вы думаете?

— Думаю, что это безобразие, — сказала покупательница и, брезгливо стряхнув с пальчиков капусту обратно в банку, закричала: Артур, Артур! Иди сюда!

Артур — высокий и худой молодой человек, что-то искавший в багажнике своей серой «Лады» — подбежал к даме и встал перед ней чуть ли не по стойке «смирно»:

— Что случилось, дорогая?

— Ты куда меня завёз? — сурово спросила она. — Здесь даже и понятия не имеют ни о какой гигиене, и нет у них ни лаборатории, ничего!

— Дорогая, ты сама просила отвезти тебя на настоящий деревенский рынок, — растерянно сказал Артур. — Тут перекупщиков нет, люди торгуют тем, что сами выращивают…

— Убожество какое-то, а не рынок! — брезгливо скривилась дамочка. — Ну, погляди сам: как всё это назвать?

Рынок, как и положено в будние дни, был малолюден и невесел, можно даже сказать — угрюм. Он представлял из себя два больших навеса, поставленными буквой «Г». Под ними горбились прилавки, сколоченные из грубого тёса, потемневшего от дождей и снега.

Каждый продавец считал своим долгом хоть как-то замаскировать прогнившие доски, и по этой причине прилавки напоминали большое лоскутное одеяло: тут — красное пятно: это Иснючка расстелила свою старую цыганскую шаль, там — кусок желтоватой бязи, рядом — обычная газета или плакат с изображением актрисы Натальи Крачковской. Ими весь посёлок года полтора назад увешали, но народ, может, и рад бы поглядеть на живую «мадам Грицацуеву», да денег на билеты в кармане — шиш; так и не состоялся тот концерт, а плакаты пригодились: во-первых, ими было удобно оборачивать школьные учебники, во-вторых, из них получались отличные колпаки: ими укрывали на ночь помидорную рассаду, высаженную на грядки, — чтобы уберечь от заморозков. Ну а в-третьих, чем тратиться на заграничные одноразовые бумажные скатерти, хозяйки приноровились стелить плакаты на садовые столики или вот тут, на рыночном прилавке.

Напротив Г-образного навеса стояла зелёная будка. На ней белой масляной краской было выведено странное слово «Каса». При ближайшем рассмотрении, правда, обнаруживалась поправка: какой-то местный грамотей процарапал ножиком между двумя последними буквами узкую «галочку», на вершину которой посадил ещё одну букву «с», похожую на полумесяц.

В этой «касе» гордо сидела Феликса Кузьминична. Она занимала сразу две должности — кассира и контролёра поселкового рынка. Одной рукой, стало быть, принимала плату за торговое место, а другой — проверяла наличие у торгующих выданных ею квитанций.

От недреманного ока Феликсы Кузьминичны никто и ничто скрыться не могло. Недаром же родители назвали её в честь «железного Феликса»: была тогда, в конце двадцатых — начале тридцатых годов, такая странная мода давать новорожденным имена в честь коммунистических лидеров, а также зримых примет крепнущего социализма: Домна, Пятилетка, Лампочка, Электрификация.