Что движет солнце и светила

— Да не трогала я их, — откликалась Люба. — Сам, наверно, задвинул их под кровать. Как всегда.

Если бы Мейсон мог говорить, то подтвердил бы, что хозяин вставал ночью по маленькой нужде, а когда снова ложился в постель, то тапками запихнул свой «Беломорканал» под кровать. Причём, он всегда клал пачку папирос на пол, и, конечно, прекрасно знал, где она может быть, но каждое утро начинал со своего привычного вопроса.

— Опять у тебя шкварки подгорели! — недовольно говорил Саша. — Ну, сколько тебя учить: жарь сало на медленном огне…

— Сам бы и кухарил! — огрызалась Люба. — Ишь, барин какой выискался! Да ты даже посуду за собой помыть не можешь…

— Интересно девки пляшут! — изумлялся Саша. — А ты тогда на что мне сдалась?

— Да и я замуж выходила не для того, чтобы твои вонючие носки с трусами стирать, — сердилась Люба. — Посмотришь какой-нибудь фильм о том, как нормальные люди живут, — и прямо так и взвыла бы волчицей! Пока героиня спит, её мужчина приготовит бутерброды, кофе сварит и культурненько на подносике несёт: «С добрым утром, дорогая!»

— С добрым утром, дорогая! — гаркал Саша. — Жрать готово?

Так или примерно так хозяева беззлобно переругивались несколько минут.

Мейсон сначала думал, что они делали это всерьёз, но мало-помалу по интонациям их голосов понял, что это было нечто вроде ритуала. Так они как бы извещают друг друга, что всё в порядке, живы — здоровы, ничего страшного и опасного за ночь не произошло, и надо как-то побыстрее окунуться в день наступивший, и чтоб он обошёлся без всяких сюрпризов и сложностей.

Эту утреннюю «разминку» Люба заменила на другую. Она подзывала кота и подробно, обстоятельно рассказывала ему о своих сновидениях, радостях и огорчениях, делилась планами на день наступивший и даже советовалась, как ей поступить в той или иной ситуации.

— Как ты думаешь, стоит мне сегодня брать два термоса с чаем? Может, одного хватит? Всё-таки день-то будний, приезжего народа на рынке будет мало. Правда, мужики из Полётного обещались приехать. Помнишь, я тебе о них рассказывала?

Мейсон внимательно смотрел на Любу, и та, воодушевлённая его вниманием, продолжала:

— У них в совхозе зарплату выдают не деньгами, а подсвинками. Вот мужики и возят свинину на наш рынок.

Мейсону надоело слушать хозяйку. Он разлёгся на половике и принялся вылизывать свои передние лапки.

— Никакого у тебя интересу ко мне нет, — притворно вздохнула Люба. — А как свининки вечером принесу, так ведь по пятам за мной станешь ходишь! Если, конечно, полётнинские мужички не надумают со своим добром в город ехать. Да мы им, правда, в один голос объяснили: мафия, мол, там! За хорошее место в торговом ряду — плати, ветеринарному контролю — дай на лапу, рубщику мяса — самые лакомые куски отвали, да ещё рэкет за данью обязательно подойдёт. Да и не пойдёшь же до города пешком, а билеты хоть на поезд, хоть на автобус дорого стоят. С попутными шоферами и вовсе не стоит связываться: ещё куда завезут, отнимут всё, что есть, и — поминай, как звали!

Мейсон перестал вылизывать свою шёрстку и коротко мяукнул, будто осуждая свою хозяйку.

— Да не тёмная я, и вовсе не дура! — засмеялась Люба. — И радио слушаю, и телевизор смотрю, и газету читаю: там без конца о подобных случаях рассказывают. Сколько мрази расплодилось, о Господи!

Мейсон примирительно муркнул и развалился на половике во всю свою длину.

— В общем, советуешь взять два термоса, да? — спросила Люба. — Может, и капусты унести сегодня побольше, а? В прошлый раз её так хорошо брали…

Кот не отвечал. Он вдруг резво вскочил с половика, весь как-то подобрался и, выгнув спину дугой, уткнулся носом в пол.

— Не иначе, мышь почуял, — предположила Люба. Её почему-то не удивило, что кот вёл себя странно: распушил хвост, весь насторожился и даже пару раз коротко и зло фыркнул, будто собаку пугал.

Люба открыла подполье, подхватила упирающегося Мейсона и, бросив его вниз, довольно потёрла руки:

— Ну, держитесь, мыши!

Мейсон жалобно мяукнул.

Люба заварила чай, разлила его по термосам, щедро добавив прямо в них сиропа лимонника. Мешочки с капустой она упаковала в большую китайскую сумку. И когда уже собралась выходить из дома, в подполье что-то громко стукнуло, будто из ружья выстрелили.

Она решила, что, должно быть, Мейсон уронил кирпич, лежавший на краю бочки с соленьями. А может, это взорвалась банка с прошлогодними огурцами?

Лезть в подполье, чтобы разобраться, что к чему, ей было некогда: и так уже порядком подзадержалась, базарный день уже давно начался.

2