Что движет солнце и светила

Иронии Александр, однако, не уловил. Его голова была занята совсем другим. Считай, с самого обеда только и думает над тем, кто же распустил эти слухи о том, будто они с Ларисой сидят в «ментовке» и против них возбуждено уголовное дело: это, мол, они прикончили Витьку, расчленили его труп и разбросали черт знает где.

Об этих слухах он узнал совершенно случайно. Зашёл в поселковый гастроном купить сигарет, а Олег Баринов, его бывший одноклассник, даже чуть бутылку из рук не выронил:

— Тебя что, отпустили?

— Откуда?

— Из «ментовки», конечно. Ты же вроде как основной подозреваемый, а Лариса — твоя подельница…

— Что так поздно похмеляешься? Обед уже! — сказал Александр. — Так долго терпеть нельзя: не только меня в «ментовке» увидишь, но и взвод зелёных чёртиков на марше…

— Ну чё ты, чё ты? — забормотал Олег. — Все пацаны говорят: повязали, мол, Санька, — и всё тут!

— Было дело. Вызывали нас с Ларисой к следователю. Но, как видишь, отпустили…

— Ну и хорошо, ну и ладно, — заискивающе засуетился Олег. — Я пацанам конкретно объясню. Пойдём выпьем.

Александр отказался. Что вообще-то на него было не похоже: он с удовольствием поддерживал любое предложение насчёт «выпить», особенно в конце рабочего дня. Иногда он накачивался спиртным так, что двигался по направлению к дому исключительно на «автопилоте», причём — по кратчайшей прямой. Видимо, он как-то по-особенному ощущал притяжение родного гнёздышка. Птицы без всякого компаса летят на юг, сивучи ни за что не заблудятся в морях-океанах, да и неразумная рыба кета отлично чувствует то место, где из оранжевой икринки проклюнулась на свет, и чтобы снова попасть в нерестилище, отважно преодолевает все преграды и ничего не боится, — вот и Александр, как бы ни был пьян, стремился хотя бы приблизиться к крылечку, возле которого росла раскидистая черёмуха. Её он посадил лет пятнадцать назад, и очень любил вечерами курить под ней. Тут Люба довольно часто обнаруживала обессиленного Александра.

Лариса в отличии от Любы не пыталась в таких случаях немедленно разобраться с бесчувственным «золотцем» — что толку ругаться, кричать, выяснять, где и с кем он наклюкался, если человек всё равно мало что соображает и больше всего на свете хочет, чтобы его оставили в покое.

Лариса действовала по-другому. Она дожидалась того редкого вечера, когда Александр приходил домой трезвый как стёклышко. На столе появлялся вкусный ужин. Новоявленный трезвенник самозабвенно вкушал салаты, жареную картошечку, свою любимую навагу под маринадом и не видел, как Лариса в большой комнате не менее азартно опорожняла бутылку вина.

Пустую «чебурашку» она ставила на столик и, покачиваясь, шла на кухню:

— Миленький, посмотри на меня: хороша ли твоя душечка?

В первый раз Александр, хоть и потерял дар речи, стерпел эту проделку. На второй раз Ларисе попало, и, как говорится, не в бровь, а в глаз. Но она мужественно повторила спектакль с вином и в третий раз:

— А что? Мужчине, значит, можно напиваться, как свинья, а женщина, выходит, не человек, ей нельзя, да?

Она не знала, что отец внушал маленькому Александру, что курица — не птица, а баба — не человек, а его мать, боясь кулаков благоверного, согласно кивала головой: «Муж — иголка, а жена — нитка. Куда иголка, туда и нитка…» В их семье и мысли не допускали о каком-либо равенстве полов. Мужик — всегда глава, и чтобы он ни делал, это обсуждению не подлежит.

Задумка Ларисы клин клином вышибить потерпела полное фиаско. И даже хуже! Она любила повеселиться, посидеть в хорошей компании и от рюмки никогда не отказывалась, но когда стала жить с Александром, то мало-помалу пристрастилась к ежедневной выпивке.

Перевоспитать Александра ей не удалось, и вскоре она стала привычно покупать то к обеду, то к ужину бутылочку-другую вина или чего покрепче.

Но Александр отказался от предложения Олега Баринова не потому, что перестал уважать свободу винопития. Ему просто не хотелось продолжать разговор о покойном Викторе. Он вообще предпочёл бы навсегда забыть о том случае.

И вот слушая щебетанье Ларисы, он вдруг сказал:

— Нет, я не мачо. У них нервы, наверное, железные. А я встретил сегодня Олега Баринова, он мне такое сказал, что места теперь себе не нахожу…

— Что случилось?

— А то, что нас с тобой убийцами считают…

Александр передал свой разговор с Олегом, и Лариса растерянно прошептала:

— Этого нам только не хватало!

Александр молча закурил, пустил одно колечко дыма, другое. Казалось, его ничто не интересовало, кроме этого занятия. Но Лариса уже изучила его достаточно хорошо, чтобы понять: он пытается найти ответ на сложный вопрос.

Очередное кольцо, стремительно взвившееся к потолку, расползлось жирной кляксой. Александр сморщил нос и выдохнул другое — тонкое, как штрих остро заточенного карандаша, это колечко разломилось на две половинки.

— Вообще-то, ничего страшного, — наконец сказал Александр. — Пусть болтают, что хотят! Если мы с тобой что и сделали не так, так это единственное: не надо было выставлять Виктора за дверь…