воскликнул он. — За одну рубашку?
— Это не так уж и дорого, — я поднялся на ноги, взяв ту, которую нужно было
вернуть, и положил в пакет. Эта стоила еще дороже.
— Для меня это так и есть, — его голубые глаза были огромными.
— Я же говорил, ты не должен мне сразу платить.
— Я хочу, — твердо сказал он, положив рубашку в пакет. — Поэтому мы должны
вернуть и эту. Когда-нибудь я смогу позволить себе роскошную одежду, но не сейчас.
То, что он считал рубашку за восемьдесят долларов предметом роскоши, разбивало
мне сердце.
— Максим, пожалуйста, оставь себе. Пусть это будет подарком.
— Нет.
— Выслушай меня, мне нравится делать что-то для людей. Так что пусть это будет
не для тебя, а для меня. Оставь её для меня, чтобы я чувствовал себя счастливым.
Он покачал головой, но улыбнулся.
— Ты сумасшедший.
— Я не такой. Просто ты мне очень нравишься.
Его улыбка стала шире, когда он потянулся вниз, схватил свою рабочую футболку и
надел ее.
— Ты мне тоже нравишься. И ты мне… — он посмотрел вниз на свою грудь. — О,
черт.
— Что?
— Я надел футболку наизнанку, — он начал быстро снимать ее с себя.
— Ну и что?
— Если ты наденешь какую-нибудь вещь наизнанку, это значит, что тебя побьют.
— Побьют? Кто?
— Да кто угодно, — он вывернул футболку на лицевую сторону и снова надел ее. —
Вот поэтому ты должен ударить меня.
Я сжался.
— Ты с ума сошел?
— Нет! Это чисто символически. Ты должен ударить меня, чтобы я получил побои
от тебя, а не от того, кто действительно захочет это сделать, — он сказал это со всей
серьезностью, потом повернулся ко мне лицом. — Я готов. Вперед.
— Максим, я не собираюсь бить тебя.
— Ты должен! — но теперь он смеялся. — Несильный удар, хорошо? В противном
случае, я не буду чувствовать себя спокойным.
— О Боже мой. Я не могу в это поверить. Как на русском языке «сумасшедший»?
90
— Повторяй за мной.
—
кулаком в его очень твердый брюшной пресс. — Это все, что ты можешь получить.
Он сузил глаза.
— Ты бьешь как девчонка.
— Что? — уронив пакет с покупками, я схватил его и бросил на кровать, прижимая
собой. — Забери свои слова обратно.
Он так смеялся, что его глаза заблестели.
— Даже Лиля бьет сильнее тебя.
— Нет, потому что тогда ты слезешь с меня, а я наслаждаюсь этим.
Конечно, я сам чувствовал то же самое. Что могло быть лучше, чем Максим в
ловушке подо мной? Это напомнило мне о прошлой ночи. Мой член, который так и не
успокоился после того, как я увидел раздевающегося Максима, теперь был на пути к
полной боевой готовности. Я прижал его к себе и прошептал.
— Тебе еще больше понравится, когда ты будешь без штанов.
Его глаза загорелись.
— Я согласен.
Через минуту мы были голыми и вернулись в ночь, когда я оседлал его бедра. Я
терся об него своим телом, покрывая поцелуями его лицо, губы, шею. Боже, я наверно
никогда не смогу насытиться этим чувством — кожа к коже, мышцы к мышцам. На
секунду две недели показались такими короткими.
— Дерек. Ты сделаешь кое-что для меня?
— Что?
— Перевернись.
— Перевернуться?
— Да, — он прижался губами к моему уху. — Я хочу попробовать тебя губами.
Я колебался, чувствуя, что мне очень дорога моя задница, учитывая то, что я
прошлой ночью сделал с его. Но это было тогда — ночью. Было темно. И в этом был
замешан виски. Сейчас был день, в комнате было светло, и во мне бурлили только кофеин
и сахар.
— Пожалуйста, — попросил он, облизывая мочку моего уха и всасывая ее в рот. —
Я обещаю, тебе будет очень приятно.
Мне было любопытно. Хотелось узнать, каково это. Я был помешан на своем теле,
поэтому всегда был чист и выбрит. Но... смогу ли я?
Не будет ли это
слишком много? Что еще должно произойти, после чего я смогу окончательно подвести
черту?
Я перевернулся, оседлав его верхнюю часть тела, опираясь руками в кровать по обе
стороны от него. Зацепившись руками за мои бедра, он подтянул меня так, чтобы моя
задница была прямо у него перед лицом. У меня даже не было времени почувствовать
себя неловко, когда его язык медленно коснулся моей сморщенной дырочки, вызывая у
меня волну дрожи. Мне хотелось плакать от того, насколько это было ошеломительно и
потрясающе. Как жарко и мокро. Как
его, но я ничего не мог делать, кроме как, закатывая глаза, стонать и выгибаться. Максим
не сдерживался. Он использовал язык, губы, зубы, руки. Он стонал от удовольствия, как
91
будто я лучшее, что он когда-либо пробовал. Его толстый, твердый член подрагивал на