Что, если?..

– Ну что, все вышло как надо? – спрашиваю я, отодвигаясь от Райчел, и беспокойно смотрю на нее. Хочется вытереть слюну с губ, но боюсь, как бы подружка не обиделась.

– По-моему, неплохо, – с улыбкой говорит Райчел. – Но, может быть, надо еще попрактиковаться.

– Ладно. – Не буду с ней спорить.

Я наклоняюсь и снова целую ее в мягкие губы. Готов практиковаться весь день, если нужно. И если она мне позволит.

* * *

«Ну что ж, тогда увидимся в Креншо».

* * *

– Я никогда ее больше не увижу, – бормочу я, сам этому не веря, и вспоминаю слова Райчел так ясно, будто они сказаны только что.

– Ты была с ней, когда она умерла? – спрашивает Рей. – Ты видела?…

– Нет, – тихо отвечает Ниель. – Я только потом узнала. Но я к ней ездила так часто, как только могла. И в больнице с Райчел была, когда ей делали химиотерапию. Сидела у постели и болтала всякие глупости, чтобы ее развлечь. Лежала с ней под звездами и загадывала желания – чтобы она поправилась.

Я закрываю глаза и глотаю застрявший в горле комок.

– Значит, Райчел заставила тебя дать слово, – с трудом выговариваю я. – Ты видела, как она умирает, и не могла ни с кем об этом поговорить.

– Я видела, как она живет, – поправляет меня Ниель сквозь слезы. – Каждый день, когда я была с ней, – это был еще один день, когда мы смеялись, радовались жизни и строили планы на будущее. Она самый мужественный человек из всех, кого я знала.

– Выходит, из-за этого обещания мы потеряли вас обеих, и только одну кое-как наконец-то вернули, – заключает Рей и с прерывистым вздохом прислоняется головой к кровати, стараясь справиться с эмоциями, сжимающими ей горло.

– Простите меня, – горячо говорит Ниель. – Если бы я вам сказала, то навсегда потеряла бы Райчел. А ведь она была моей лучшей подругой. Единственной, кто знал меня по-настоящему. Я просто не могла… Я не хотела делать вам больно. Простите.

Ниель умолкает, не в силах больше говорить, и утыкается лицом мне в грудь. Я глажу ее по плечу и целую в макушку.

Ниель вытирает слезы, глубоко вздыхает и продолжает:

– Она мечтала организовать группу вместе с тобой, Рей. И…

– Только не говори мне, пожалуйста, что Райчел собиралась петь, – перебивает Рей.

Мы изумленно таращимся на подругу. Лицо у нее мокрое от слез, глаза красные. Она вскидывает руки:

– А что? Пела Райчел просто ужасно.

Я сжимаю губы, сдерживая улыбку. У Ниель вырывается смех. Рей тоже смеется, и я улыбаюсь шире. Это неплохо, наверное, но как-то странно. Улыбка вперемешку с грустью. Потому что в груди у меня по-прежнему такое чувство, будто там все оборвалось.

Ниель смотрит на меня в упор:

– Она тебя любила, Кэл.

– Я так и знала! – восклицает Рей, как будто выиграла пари.

Я смотрю на нее:

– Серьезно?

– Чувак, ты ничего не понимаешь в девушках. Люблю, когда я оказываюсь права. – Рей садится с довольным видом.

Я закатываю глаза, а потом спрашиваю Ниель:

– Я ее обидел, когда рассказал о Лили, да?

– Да, – грустно кивает Ниель. – Но ты не виноват. Ты ведь не знал о ее чувствах.

Я молчу. Какой же я все-таки идиот. Райчел перестала со мной разговаривать из-за девушки, которая ничего для меня не значила. Ну как можно было быть настолько слепым? Нет мне прощения!

– Не убивайся ты так, она тебя простила, – говорит Ниель, словно прочитав мои мысли. – Пару месяцев спустя Райчел пыталась тебе позвонить, но ты не отвечал. И тогда она решила, что сама все испортила.

– Что? Не было никаких звонков от нее.

– А-а, – догадавшись, вздыхает Рей. – В то лето у тебя как раз номер телефона поменялся. Помнишь?

– Не может быть, – сокрушаюсь я. – Надо было попробовать поговорить с ней еще!

Я опускаю голову и закрываю глаза. Раскаяние – словно дикий зверь, этакое чудовище, которое рвет тебе сердце когтями и сыплет соль на раны, когда ты изо всех сил стараешься, чтобы они скорее зажили. Нельзя было так сразу сдаваться. Нужно было бороться за Райчел.

Ниель с Рей сидят молча.

– До чего же я сейчас зла, хотя и не пойму на кого, – наконец говорит Рей. – Ничего не могу с собой поделать. Никогда мне еще не было так хреново.

Ниель с грустной улыбкой смотрит то на нее, то на меня. А потом заявляет:

– У меня есть идея, как этому можно помочь.

– Мороженое с чипсами есть не буду, – ворчу я.

Ниель смеется:

– Нет, не то. – И встает с пола. – Надевай рубашку. Пошли во двор.

Я оборачиваюсь к Рей. Та пожимает плечами:

– Идем.

Я обреченно вздыхаю и поднимаюсь. Все тело онемело. Я целую минуту прихожу в себя и только потом натягиваю рубашку с длинными рукавами. Сую босые ноги в ботинки, даже шнурки не завязываю.

Мама смотрит с дивана, как мы спускаемся по лестнице. Хенли свернулся калачиком у нее в ногах.