Что это было?

Дома, когда отец объявил матери о моей помолвке, я ушел из дома и долго бродил за околицей. Мной овладело чувство, которого я не испытывал раньше. Чувство сладостной тоски и счастливых воспоминаний преследовали меня. Настя снилась мне по ночам и виделась наяву. Я понимал, что влюбился и, вспоминая о ней, все во мне переворачивалось и трепетало. Кровь ударяла мне в голову, а сердце выскакивало из груди. Ни разу я не усомнился в своих чувствах к Насти, и ни разу я не предал своей любви к ней.

Когда отец отправил меня к Ефиму с подарками для невесты – я ехал к Насте. Для себя я уже все решил и всю дорогу молил Бога, чтобы она согласилась стать моей женой. Бог услышал меня, и Настя согласилась. Она тоже полюбила меня и была счастлива моему предложению. Мысль о том, что меня любят придавала мне силы и уверенности. Вернувшись домой, я рассказал отцу о своем решении жениться на Насте. От этого заявления он пришел в ярость и стал громко ругаться. Он оскорблял меня и кидался на меня с кулаками, но я не дрогнул. Обезумевший от злости, он выгнал меня из дома…

Отец подошел к окну и сказал:

– Уже светает…

Я напомнил ему о рассказе и спросил:

– А, что дальше было?

– А, что дальше? Дальше начались наши скитания по деревням в поисках жилья. Рядом с Ефимом жить было нельзя – сам понимаешь, вот мы и двинулись вниз по Иртышу.

– А, что дед Андриан? – Спросил я. – А, что он? Со временем отошел и простил нас. А когда родился ты, он нас нашел и забрал к себе в Самохвалово.

Отец походил по комнате, а потом лег в кровать и сказал:

– А ты прав, сынок,

– Ты, о чем, батя?

– Да, о любви я, о любви…

– Ну и что?

– А то, что любовь только настоящей бывает!

Услышав, что отец громко зевнул, я поспешил спросить:

– Батя, а где ты так научился красиво рассказывать?

– Нигде я не учился. Как чувствую – так и говорю! Уже светло, Витя. Давай немножко поспим.

– Давай! – Согласился я, укладываясь поудобней.

Я уже стал засыпать, когда в окошко кто-то постучал.

Стук повторился и я, соскочив с лавки, сказал отцу:

– Батя, кто-то стучит!

– А я думал, что мне почудилось. – Ответил отец и сладко потянувшись, привстав с кровати.

– Пошли посмотрим, что за гости в такую рань?

Накинув шубы, мы вышли на крыльцо. На ветке березы сидел ворон, а на его черной шее красовались рябиновые бусы.

– Привет, Лунк! – Крикнул я птице, а отец добавил:

– Слава Богу! Дождались!..

Глава 10.

Сегодня замечательная солнечная погода. Мы быстро передвигаемся к месту встречи, так как идем налегке, взяв с собой только провизию. Отец следовал впереди и что-то рассуждал себе под нос.

– Батя, ты чего там бурчишь?

– Вот идем, куда, зачем?

– Ты чего паникуешь, батя? Вон Лунк сидит. Видишь?

– Да вижу я его, вижу!

– Что за настрой у тебя такой? – Спросил я отца.

– Я вот думаю, Витя. Почему мы к ним, а не они к нам?

– Мы же так договорились?

– Договорились? – Передразнил меня отец. – Кто договаривался? И я дурак доверился девчонке. – Ругался он.

– Ну хватит тебе, батя. Все будет хорошо!

Отец опять выругался и махнув рукой, ускорил шаг.

Первую остановку мы сделали у мельницы.

Когда мы подходили к реке, то ворон уже поджидал нас и, сидя на ее колесе, зазывал нас своими громкими криками.

– Ну чего горланишь-то? Вижу я тебя. Вижу! – Сказал отец птице и обратился ко мне:

– Ты на меня не обижайся, Витя, но все это как-то странно.

– А я думаю, что все будет хорошо.

– Для кого хорошо? – Вредничал отец.

– Да, что с тобой случилось, батя? Ты чего завелся?

Ворон перелетел на крышу мельницы и произнес целую руладу звуков похожую на человеческую речь.

– Чего ты сказал? – Спросил его отец. – Ты по-русски говори! А?..

– Батя, а он и вправду говорит, только на языке хантов.

– А ты понимаешь язык хантов?

– А, что здесь понимать? «Кар рачупа кар рачу!» – Повторил я слова ворона и тут же перевел его речь. «Кар рачупа – кар рачу – куда хочу туда лечу!».

Отец покачал головой, и мы рассмеялись. Через минуту ворон напомнил нам о себе и громко прокричал по вороньи.

– Ну хватит каркать – веди дальше! – Крикнул ему отец.

Но тот не спешил и семенил своими лапами по ветхой крыше мельницы, сбрасывая снег по ее скосу. Тут я вспомнил, что по осени, когда я осматривал мельницу, в стене видел какой-то штырь похожий на рычаг. Тогда я так и не добрался до него и сейчас я рассказал об этом отцу. Его это не заинтересовало, и он равнодушно спросил:

– Ну и что?

– Пойдем посмотрим. – Предложил я.

– А давай потом. Мы, Витя, вроде как по делу идем…

Ворон, прослушав наш разговор до конца, перелетел на колесо мельницы и, глядя в сторону леса, громко каркнул.

– Ну хватит, Лунк, веди дальше. – Попросил я птицу.

– Оставь его в покое. – Сказал отец и дернул меня за рукав.

– Смотри туда, вон там, за холмом – видишь?

– Вижу! – Ответил я, всматриваясь в даль.

В километре от нас вдоль реки двигалась собачья упряжка.

Она приближалась к нам, и отец сказал:

– Чего ноги бить, когда за нами едут. Хорошая птичка умная. – Похвалил он ворона, а тот смутился и отвернулся к лесу.