Что это значит: быть собой?

Если этот сборник представляет собой исследование сознания, то опыт переживания нервного срыва как нельзя лучше подходит для него, поскольку нервный срыв является болезнью сознания, медленной смертью, идущей изнутри. В своей книге «Губительная печаль» профессор Льюис Уолперт описывает собственную депрессию. Он начинает так: «Это был самый ужасный период моей жизни. Намного хуже, чем бессильное наблюдение за тем, как умирает от рака моя жена». У некоторых это может вызвать недоумение или даже беспокойство. Однако мне это кажется вполне понятной и даже обоснованной реакцией на ощущения, которые являются настолько ужасными, запредельными и непередаваемо странными, что по большому счету не поддаются точному описанию, и их истинную сущность невозможно передать тем, кто не испытывал ничего подобного. Во время нервного срыва я постоянно представлял, как теряю палец, кисть руки и даже всю руку только ради того, чтобы снова стать «нормальным» – на год, на месяц или хотя бы на неделю. Через какое-то время я забыл, что означает быть «нормальным». Возможно, я вообще никогда таковым не был.

День накануне отъезда в университет после я множество раз воспроизводил в своей памяти. Если бы я только мог тогда поговорить с мамой о том, что я чувствую. Если бы я только нашел в себе силы сказать: «Нет, я не поеду». Когда я проснулся следующим утром, какое-то мгновение я чувствовал себя нормально, но только для того, чтобы «это» захлестнуло меня снова. Внешне я казался самим собой, может, чуть более нервным, но внутри я был совершенно не похожим на человека, которым я являлся всего час назад. Интуитивно я понимал, что со мной произошли какие-то кардинальные перемены, однако я не мог понять, какие именно. Я знал только, что не могу объяснить это ни родителям, ни кому-то еще. Мне было очень стыдно за свои чувства.

Приехав в университет, я попрощался с родителями, распаковал вещи, сложил стопкой диски и включил музыку. Со стороны все эти действия казались абсолютно нормальными, но я проделал их абсолютно механически. Что-то чужеродное находилось у меня внутри, какое-то невидимое пагубное существо. Ели бы я только мог добраться до него, изолировать и вытащить наружу, я бы почувствовал себя хорошо. У меня все в порядке, за исключением этого существа. Мне надо только узнать, что со мной происходит. Просто дать этому название. Я должен знать!

Я пробрался в магазин медицинской литературы и украдкой читал про панику:

«Для того чтобы избавиться от панической атаки, требуется два или три месяца».

«Два или три месяца? Невозможно представить, что я вылечусь за это время. У меня так не получится. Так я себя сейчас чувствую. Что бы ни писали в книге, мне просто не верится, что я когда-нибудь от этого избавлюсь».

То, что означало для меня быть собой в то время, вызывало тревогу: я был обеспокоенным, совершенно растерянным, опечаленным, находился в состоянии паники и шока. Чтобы избежать неприятностей, я скрывал все это, на автопилоте продолжая шутить. Моя жизнь полыхала в огне, ситуация казалась безнадежной, неразрешимой и невыносимой. С тех пор как я пережил свою первую паническую атаку, мой разум продолжал мчаться по кругу в поисках ответа, бесконечно повторяя один и тот же маршрут. Однако в то же самое время я не мог думать ни о чем другом. И я непрерывно думал.

В связи с тем, что нервный срыв затягивался, первые несколько недель в университете были похожи на ад. По утрам я лежал в кровати, терзая себя тревожными мыслями настолько сильно, что через несколько минут меня начинало тошнить и приходилось бежать в ванную. У меня совершенно пропал аппетит, кушать я мог только в тех случаях, когда принимал алкоголь. Только с помощью алкоголя я мог освободиться от самого себя, затуманить сознание и ослабить беспокойство. Выпивка была главным способом, который помогал мне пробиться сквозь слои страха и вспомнить, каким человеком я был раньше. Каждая клеточка моего тела пронзительно кричала. Нервные окончания кожи в районе живота стали особенно чувствительными – настолько чувствительными, что мой живот стал слишком уязвимым и чутким, чтобы терпеть прикосновения к нему одежды. В общежитии значительную часть времени я держал руку между футболкой и пылающей кожей. Я курил наркотики, потому что другие так поступали. Из-за этого возникло несколько панических атак, некоторые длились часами. Я сходил к врачу и начал принимать антидепрессанты. Все это время я безвылазно находился в университете, в том месте, которое вызывало во мне все эти чувства, хотя теперь меня мало интересовал внешний мир. Водоворот находится внутри, а не снаружи.

Компания и алкоголь стали моими единственными способами укрыться от действительности. В пабе я находил самую комфортную для себя атмосферу, однако посещение ванной неизменно проходило по привычному распорядку: