Что это значит: быть собой?

В этом сообществе существовало несколько «заповедей», и даже те, кто уехал, были сильно подвержены их влиянию. Это был мир, в котором выросли мои родители, и на короткое время я на себе ощутил некоторые преимущества тех факторов, что их сформировали: так, мальчикам отдавалось предпочтение (одна из моих сестер, напротив, от этого страдала). Но это оказалось максимальной степенью одобрения. Ирландия для меня – оазис теплоты в той эмоциональной пустыне, что была моим детством. Но все это закончилось слишком быстро. Для меня тот период стал временем безусловной любви огромной семьи. Я получал все это, не понимая контекста происходящего. И критика – это лишь результат последующих попыток понять психологические различия, разделяющие меня и моих родителей.

И хотя они покинули Ирландию в возрасте двадцати с лишним лет, психологически они остались обусловлены полученным воспитанием. Они обладали глубоким чувством родительского долга, но неосознанно сохраняли уверенность в том, что остальные члены семьи и общество должны обеспечивать определенную эмоциональную поддержку. Их жизненный опыт не подготовил их к осознанию потребностей ребенка, слишком рано разлученного с семьей. Они плохо понимали такое состояние и не могли себе представить, что их жертвенность в предоставлении мне возможности учиться может быть воспринята как желание разлучиться со мной или даже от меня отказаться. Их неспособность понять все это озадачивала меня и заставляла чувствовать свою отверженность. Это помешало мне толком усвоить опыт жизни в школе.

Кроме того, они анализировали свои ощущения собственным способом. Моя мать выросла в большой семье и обижалась на то, что ее братья находились на привилегированном положении. Она решила, что в ее семье такого не будет никогда.

Школа

Я воспитывался в глубоко религиозной семье. Мои родители были набожными, и принадлежность к церкви являлась важной частью их личности. В юности я относился к религии очень серьезно. Я довольно хорошо усвоил многие ценности и старался вести себя соответствующе. В школе и в Ирландии я часто ходил на исповедь и причастие, и почти каждый день на мессу.

В школе я никогда не чувствовал себя своим. Мое социальное происхождение было не ахти, несмотря на те преимущества, которые давало проживание за рубежом. Существовала разница между семестрами и каникулами, подчас она была довольно болезненной. Пробел заполняла религия. Школа при монастыре предоставляла бесплатные места тем, кто мог стать священником, но имел не привилегированное происхождение. И хотя за мое обучение платили родители, я ощущал большее сходство именно с этими мальчиками и чувствовал себя увереннее в проявлении своей религиозной сущности. Ожидалось, что я присоединюсь к монахам.

Религия способна наносить ущерб собственному «Я». Суть христианства может трактоваться как требование полного от него отказа. Я сравниваю форму религиозного воспитания и образования, которое я получил, с особой формой психотерапии, тоже мною полученной. В первом случае (в основном при помощи исповеди) внимание уделяется негативным чертам личности и поведения, а во втором – попытке дать положительную оценку тому, что есть, включая все изъяны и недостатки. Последнее время я слышал от католических священников больше положительного, чем от психотерапевтов. Мне до сих пор странно слышать, как священник говорит о том, что надо любить ближнего, – раньше я такого в проповедях не слышал.

Традиции католицизма демонстрируют определенные разногласия в отношении к сексу. Дело может доходить до практически полного отречения от него, а проповеди, как правило, ведутся как раз теми людьми, которые отреклись. То, что могло бы считаться нормальными мыслями и фантазиями подросткового возраста, считается «грязными мыслями» и, разумеется, грехом. В юном возрасте может возникнуть проблема с пониманием подобного рода вещей. Любой грех может рассматриваться как недостаток – тождество, которое священники с таким успехом нам навязывали. На меня наступление подросткового возраста оказало разрушительное воздействие. У меня не только пропало стремление быть священником и добиваться совершенства, но пошатнулось представление и о собственном «Я» как о том, что достойно уважения и внимания. Идеализированное собственное «Я» не только исчезло, но по сути своей оказалось настолько морально неустойчивым, что не могло лечь в основу чего бы то ни было. Сосредоточенность на карьере священника была намного сильнее, чем временная концепция удобства, созданная для того, чтобы дать мне возможность справиться с ситуацией. Желание стать священником было очень велико, поэтому отказ от этой мысли был очень труден.