Что глаза мои видели. Том 2. Революция и Россия

Большую корзину, с такою же отборною провизиею, он еще дома перевязал бечевкой и припечатал ее своею, именною печатью, чтобы в дороге не соблазниться и не дотрагиваться до нее, так как она предназначалась для самого «начальника отряда» П. Н. Переверзева и его ближайших сотрудников.

Не скучно, а наоборот, как-то радостно, было ехать туда, «на фронт», где кровь лилась и были мертвые, но где чуялось именно что-то настоящее, живое, не умирающее. Мертвенно-тусклым казался, наоборот, покидаемый тыл, ожиревающий в тупой праздности или алчной наживе.

Отряд наш, по наведенным справкам, должен был сейчас находиться вправо от Молодечно, ближе к северному фронту. Маршрут наш был в ведении моего «адъютанта» и я вполне полагался на него.

В пути дежурный по поезду офицер осматривал наши документы. Обозрев их, он любезно представился и проехал с нами до следующей остановки. Только к вечеру следующего дня мы высадились на какой-то узловой станции, запруженной уезжающими и приезжающими. Среди последних было немало дам, офицерских жен, стремившихся провести праздники с мужьями.

Отправленный ранее багаж, состоявший из множества тюков и ящиков, мы нашли аккуратно сложенным в багажном отделении; при нем был на лицо и наш «Советский рассыльный» Андрей, также обряженный по-военному. Он был послан нами сопровождать «подарки», чтобы блюсти их, как зеницу своего ока. Бывали случаи, что багаж «засылался» и попадал не туда куда предназначался. Горделиво-польщенный Андрей, мы знали, блестяще выполнит, трогавшую его сердце, миссию.

Оставив меня благодушествовать за стаканом чая в «чистом» буфете, где с трудом нашлось для меня место, мой незаменимый «адъютант», пошлепывая себя на ходу не обвыкшей на его поясе шашкой, отправился на рекогносцировку. Так как никто из отряда, несмотря на посланную нами телеграмму, на станции нас не встретил, надо было измыслить способ дальнейшего нашего следования и доставления до места подарков. Андрей также пошел справляться, где можно найти три, четыре подводы под кладь.

Глава двадцать четвертая

Прошел с добрый час и уже совсем стемнело, когда появился, наконец, М. Г. Мандельштам и не один, а в сопровождении приветливо, еще издали, закивавшей мне, дамы. Оказалось, что это супруга местного «коменданта тыла», которая любезно приглашала нас к себе «провести вечер» и переночевать в комендантском доме, так как ранее утра нельзя получить лошадей. У подъезда вокзала нас ждали двое узковатых саней. В одни «адъютант» усадил меня с комендантшей, а вторые задержал для себя, желая ранее обо всем условиться с Андреем и отпустить ему нужный аванс на его пропитание, ночлег и для найма на утро достаточного числа подвод.

Проехав довольно людным и оживленным, в качестве ближайшего к фронтовому тылу, поселком, наши сани остановились у приземистого, широко раскинувшегося деревянного строения. Тут помещались и Комендантское Управление и квартира коменданта и пристанище для проезжающих, на фронт и с фронта, офицеров.

Жена коменданта, не перестававшая любезно занимать меня всю дорогу разговором, объявила, что у нее как раз сегодня, в канун Рождества, елка, и что она рада иметь нас своими гостями. Она сообщила, что у нее будут «земские и городские», т. е. работающие от земских и городских союзов по продовольствию фронта.

Муж ее «комендант», полковник запаса, был также радушен, как и жена и, раньше всего, проводил меня в «офицерскую комнату», где я мог бы обогреться, распаковаться и выбрать себе постель для ночлега. Вскоре подъехал мой «адъютант» и мы, осмотревшись, стали приводить себя в порядок после дороги.

Комната, в которой нам предстояло провести ночь, обширная, но с низким потолком, была рассчитана человек на пятнадцать; по крайней мере, там стояло именно столько узких железных кроватей, под серыми байковыми одеялами с тощей и жесткой подушкой на каждой.

Четыре или пять, кроватей были уже заняты, остальные оставались свободными.

Сняв свою военную амуницию и возложив бережно свою шашку на одну из пустовавших постелей, мой «адъютант» очутился в мягких чувяках и вязанной синей куртке, и в таком виде, был очень похож не на бравого военного, а на добродушного Максима Григорьевича, умеющего удачно изображать «чухонца» с трубкой, мастерски подражая его говору. Это был его артистический конек, которым он любил забавлять в субботние семейные вечера публику нашего адвокатского клуба, которого он состоял весьма деятельным старшиной.

И на елке у коменданта этот «номер», наряду с хоровым пением, в котором отличались две девицы из земского склада и двое молодых из городского союза и декламацией почтово-телеграфного чиновника, имел решительный успех.

Утомленый дорогой, я рано отретировался.

Придя в ночлежную комнату, я застал там пять офицеров, различного оружия и возраста. Раскланявшись с ними, я скоро ориентировался и, раньше чем улечься спать, был знаком уже с каждым из них.