Когда мы уже кончали обед и пили кофе, в столовую пришел сперва капитан, помощник командира парка, а вскоре и сам командир. Оба очень приветливые и обязательные и, как мы вскоре убедились, и толковые. Они были вполне осведомлены относительно местонахождения нашего отряда, были лично знакомы с Переверзевым и отзывались о нем по-приятельски. По их словам Переверзев, в качестве начальника отряда и его два помощника, студенты-медики, просто, прославились своею, энергией, находчивостью и бесстрашием во время последних наших отступлений, когда отряду приходилось все время следовать, в арьергарде, чтобы подбирать раненых и слабых.
Теперь отряд, сравнительно на покое и приютился, более или менее, оседло в небольшой деревушке позади второй линии траншей. В солдатской среде отряд весьма популярен и когда он двигается на позиции в стройном порядке, с Переверзевым, верхом на лошади, во главе, солдаты, провожая его любовно глазами, говорят: «это „наш адвокат“ за провизией едет, стало быть, ночью жарко было!»
Командир, обнадежив нас обещанием дать для дальнейшего нашего путешествия свою тройку, предложил нам обозреть его «хозяйство», пройти с ним в обход по всему парку, чтобы иметь представление о его организации и назначении.
Глава двадцать шестая
Ряд построек, пересеченных уличками и переулками, представлялся целою усадьбою, незаметно приютившеюся под покровом густого леса. Каждая постройка имела свое особое назначение: домики-землянки для парковой прислуги и рабочих, навесы с коновязями для лошадей, загоны для убойного скота и для коров и, затем, разные мастерские — кузнечные, столярные, бондарная, ружейная, сапожная, портняжная и т. д.
Все, что должно было чиниться и ремонтироваться для дивизии, доставлялось сюда из соответствующих войсковых частей, и возвращалось обратно в исправном и обновленном виде. Здесь же заново сооружались повозки, сани, колеса, платформы и т. п., из леса, который тут же заранее был заготовлен. На окраине усадьбы ютился небольшой лазаретный барак и аптечка. Вблизи их была и мелочная лавочка, где можно было достать леденцов, спичек, папирос и кое-какую мелочь.
Все это содержалось в большой исправности, и на всем лежала печать продуманной целесообразности. Командир парка производил впечатление человека интеллигентного, с инициативой и деловым смыслом.
По поводу того, что мы застали его «отдыхающим», он как бы оправдываясь, объяснил, что он всегда с пяти часов утра на ногах, так как работы уже начинаются в шесть, а к вечеру то, что готово, грузится на подводы и, под прикрытием ночи, направляется в части.
Только среди дня, когда шабашуют рабочие для послеобеденного часового отдыха, удается и ему отдохнуть.
По поводу того, что никто из отряда нас не встретил на железнодорожной станции, подполковник сказал, что третьего дня ночью на позиции было «неспокойно» и отряд, вероятно, «был на работе».
Когда мы уже заканчивали наш обход, я обратил внимание на то, что вокруг конюшен и загонов раскладывались костры из сухого валежника, древесной коры и прутьев. Такие же костры были раскинуты и вокруг всей парковой усадьбы. В своей наивности я решил, что это для тепла, на случай если станет крепчать мороз. Подполковник, усмехнувшись, меня просветил:
— Нет, это на случаи газовой атаки.
— Вот оно что! Да разве сюда могут достигать газы?
— В лучшем виде! — поспешил пояснить капитан, помощник командира, примкнувши к нашей компании, когда все костры, под его наблюдением были разложены. — Напрямик тут, ведь, всего верст восемь от передовой линии. Она с трех сторон загибом идет за нашим лесом. Если ветер попутный и не оглянешься, как носом почуешь… Людям ничего, скомандуешь: «морды; в мешки» (т. е. маски надеть) и готово. А вот лошадей, скотину и всякую живность только кострами и спасаем. Сегодня тянет ветер как раз оттуда… А они, дьяволы, любят шутки шутить, в Христов праздник, того и гляди, сюрприз поднесут.
В наших (моей и моего «адъютанта») цивильных душах, очевидно, шевельнулось беспокойство, так как мы выразительно переглянулись. Командир парка, точно угадав наше затаенное беспокойство, поспешил тут же прибавить: «мы вас масками снабдим, без них никого к позициям не отпускаем».
Тем временем стало смеркаться и среди лесной тишины вдруг прозвучал отдельный орудийный выстрел, через минуту еще и еще…
— Эге, — мелькнуло в моей голове, — да мы и взаправду на войну попали… Вот великолепно, недаром, значит, ехали.
Капитан, по поводу выстрелов, которые скоро прекратились, заметил:
— Это он батарею, которая его вчера хорошо угостила, нащупывает. Жива ли, мол, голубушка? А голубушка давно уже в другом месте притаилась и до поры помалкивает… В такой великий праздник грешно стрелять.
Когда капитан произносил эти слова на лесной тропке вдали, точно из-под земли вырос лихо скачущей всадник, за ним другой, подальше и третий…
— Уж не немцы ли прорвали фронт? — Нелепо быстро мелькнуло в голове.