Что гложет Гилберта Грейпа?

Мне хочется взвыть: топай, мама, хоть всю ночь. Провались ты в подпол. Но вместо этого я спокойно говорю «доброй ночи» и через две ступеньки устремляюсь наверх.

Телевизор опять зашумел: передают какое-то ток-шоу, в студии аплодисменты. В зеркале над раковиной изучаю свою физиономию. Обгорелую кожу, почти багровую красноту. Выдавливаю на ладонь колбаску крема и наношу на лицо, чтобы унять жжение. Щеки, нос, подбородок — все скользкое. Аплодисменты в студии нарастают; я раскланиваюсь.

10

Арни в койке, Эллен у себя в комнате крутит пластинки, внизу Эми выкладывает на блюдо богатый ассортимент канапе и птифуров, чтобы маме было чем подкрепиться в ночные часы. Я, опустив стульчак, сижу на толчке в верхнем туалете и разговариваю по телефону.

— Ну что, Такер, что?

— Гилберт, дело — швах.

— Что ты имеешь в виду?

— Пол.

Я теряюсь.

— Все меняется, — продолжает Такер. — По сравнению с прошлым разом, когда я к вам заходил, твоя мать раздалась чуть ли не вдвое.

— Я в курсе.

— Она же габаритами с аэростат, клянусь.

— Я в курсе, Такер. Тебе не приходит в голову, что мне это известно?

Тут вдруг под дверью начинается форменная истерика:

— Гилберт? Гилберт!

Второе пришествие Эллен.

— Открой, пожалуйста! Скорее!

— Ступай вниз.

— В нижнем туалете нет того, что мне нужно!

Даже Такер забеспокоился от ее воплей:

— Кто там орет?

— Да эта засранка, сестра моя.

— А кстати. Ты вообще собираешься организовать мне свидание? Не стоит с этим тянуть.

Такер положил глаз на Эллен, когда ей исполнилось девять лет. Все эти годы, когда мне от него требовалось какое-нибудь одолжение, я сулил, что в скором времени он сможет с ней встретиться.

— Гилберт, пожалуйста, открой. Ты не понимаешь. Это вопрос гигиены! — С лестничной площадки Эллен орет вниз: — Эми! Эми! — Молотит в дверь кулаками, бьет ногами. Как же от нее много шуму.

А я такой:

— И эту мымру ты хочешь позвать на свидание? Эту горлопанку? Да от нее шум один и больше ничего.

Он слушает, но распинаюсь я вхолостую.

Ну вот, теперь и Арни завопил. Не лежится ему под одеялом.

— У девушек в моем возрасте! Бывают… кровотечения!

Шарю под раковиной. Нахожу голубую с розовым коробочку, вытаскиваю запечатанный в белую бумагу тампон и не спеша просовываю под дверь. Эллен тут же выхватывает эту штуковину и убегает. А всего-то и требовалось: попросить.

— Так что там насчет пола, Такер? Какие будут предложения?

— Есть у меня одна мыслишка. Только стремная. Боюсь я за твою мать. За ваш дом. За тебя.

— Не забывай: наши возможности не безграничны.

Слышу тук-тук-тук, цап-царап — в дверь скребется Арни.

— Минутку, Такер.

Открываю, впускаю брата в сортир и вновь как следует запираюсь. Арни расплывается в улыбке, как будто его только что приняли в тайное общество.

Я продолжаю:

— Что ты там начал говорить?

— Я разработал единственное, на мой взгляд, решение, — излагает Такер, — которое сможет ее спасти.

— О’кей, супер.

— Завтра поедем за пиломатериалами.

— Отлично.

— Это обойдется недешево.

— Мы тебе заплатим сполна.

— С вас я денег не возьму. А вот материалы обойдутся недешево. Мои услуги прилагаются.

Арни дергает меня за футболку. Я отталкиваю его руку. Он жмет на рычаг слива, и сортир наполняется шумом спускаемой воды. Такер спрашивает:

— Тебя там что, на корпус пробило?

— Нет.

— Брешешь. Можно подумать, я не слышу, как ты воду спустил. Просрался, значит.

— Да я…

— Лучше признайся. Еще не хватало нам с тобой другу врать.

— Но это не…

— Я слышал спуск воды, Гилберт. Такера ван Дейка не проведешь.

— До завтра, Такер. — Вешаю трубку.

Арни похлопывает меня по руке:

— Гилберт? Эй?..

— Что тебе?

— Уснуть не могу.

— Надо, дружище, надо.

— Мне никак.

— Завтра у нас важный день. Будем кататься на лошадках.

— Много раз, да?

— Ага.

— Хм. А давай прямо сейчас. Прямо сейчас и поедем.

— Сейчас лошадки спят. И тебе того желаю.

— Ну.

— Ты же знаешь: мне на завтра дали выходной.

— Ну.

— А знаешь почему? Потому что мистер Лэмсон решил устроить тебе праздник. Он даже скинется с нами на билеты.

— В честь приезда лошадок?

— Ага.

Он разворачивается и бредет к себе.

— Спокойной ночи, Арни.

— До свидания.

— Спокойной ночи, Арни. А не «до свидания». Спокойной ночи.

— Ну да.

— «До свидания» говорится перед отъездом. — (Ему что в лоб, что по лбу.) — А ты никуда не уезжаешь.

— Ну да.

Плетется по коридору. Провожаю глазами его широкие ступни, лохматые волосы. Он громко пукает. Тяжелый дух выветрится не сразу, надо подождать.

На Рождество я, воспользовавшись своим набором для резьбы по дереву, смастерил для него вывеску с надписью: «Жилище Арни». И прибил к двери, чтобы он безошибочно находил свою комнату.

Проверяю: лежит на верхней койке, упираясь ступнями в потолок. Выключаю свет.

— Спокойной ночи, — раздается из темноты.

— Вот это правильно, молодец, дружище. Спокойной ночи.