Что я знаю о тебе?

Дальнейший разговор не принес Павлу больше никакой полезной информации. Марина замкнулась, но у него осталось стойкое ощущение, что она что-то недоговаривает. Она не просто хотела рассказать эту информацию руководству, скорее всего, она пыталась ее как-то использовать, но вот удалось ли ей это? И что за конфликт с Максимом? Тут явно было нечто большее, чем просто рабочие взаимоотношения. Лена – да, она ей не нравилась как человек и как коллега, а вот Максим… Нужно было разобраться в этом получше. Саша? Тоже что-то скрывает? Скорее всего, да. Очень сильно боится. Но чего конкретно? Что подумают, что он причастен к смерти Лены? Возможно. Явно обижен был на нее и Максима, хоть и старается это скрыть. «Хороший человек» – так директор охарактеризовал их обоих. И Сашу, и Марину. А на деле? Появляется способ отомстить обидчикам, и они им не воспользовались. Но кто дал им эту возможность? Тот, кто в курсе этих конфликтов и не хочет подставлять себя. У кого мог быть доступ к телефону Лены, чтобы собрать доказательства? А если копытце раздвоено? Мог ли Андрей или Максим таким образом подставить своего соперника? Нет, слишком сложно. У обоих семьи, вряд ли они бы стали откровенничать насчет себя даже таким образом. При расследовании всё бы всплыло. А если Саша или Марина покопались в Ленином телефоне и потом добавили другого в соучастники, дабы скрыть свою роль в этой истории? И насколько все эти переписки имеют отношение к смерти Лены? Имеют, Павел чувствовал, что имеют.

Марина, 17:30

Марина вернулась в свой кабинет, ее трясло. Она очень тяжело справлялась с нервами, хотя и знала, что следов не осталось. Утром она всё удалила. Говорить о том, откуда на самом деле она всё знает, было нельзя. Слишком опасно. Они будут проверять Максима, Марина всё рассказала так, что подумают на него. Ему не отвертеться. Адреналин захлестывал, давно ее не допрашивали. Двадцать два года. Тогда она стала вдовой.

Телефонный звонок раздался вечером, когда она кормила Таню. Сухой мужской голос, представившийся капитаном милиции, произнес слова: «Ваш муж найден мертвым на пустыре за областной больницей, с пулевым ранением, еще двое погибших». Разборка. Она слышала это слово раньше только по телевизору. Она не знала, не хотела знать, откуда у них деньги, она верила, что у мужа две палатки на рынке, которые позволяют им жить в собственной квартире, ездить на дорогой машине и покупать ей и дочке импортную одежду. Ее муж, которого она знала со школы, просто не мог быть плохим. Он ее любил. Он не мог никому причинять зло.

А потом: допросы, угрозы, визиты молодчиков в спортивных костюмах, объяснивших, что остались долги, что квартиру придется отдать, и машину тоже. Руки, схватившие ее дочь и державшие ее у раскрытого окна, Танины крики, слезы на бумагах, что она подписывала, и возвращение к родителям, встретивших ее с каменными лицами, на которых было написано: «мы же тебе говорили». Она бы не пришла к ним, если бы не Таня. Справилась бы сама, но дочь надо было кормить, одевать, ей не было еще и года. Марина устроилась на работу, закончила заочно институт и пообещала себе, что никогда больше в ее жизни не будет повода для общения с милицией. И вот теперь… Может, стоило простить и всё забыть? Нет, невозможно. Таня. Ее заплаканное лицо. И их счастливые лица. Никто не смел обижать ее ребенка. Но Лена мертва! Марина не хотела этого. Но видимо, Бог так решил. Сколько можно было ей наслаждаться своими подлостями, прелюбодейством, разрушать семьи? Это Бог дал возможность расплатиться с ней и с Максимом. Ему тоже несдобровать. Его семья рухнет, как и его свобода. Нужно лишь подождать. Смерть – расплата за грехи, за другую смерть.

Она попыталась собраться с мыслями. Вот и рассказала всё. Всё, что хотела. Безопасник в курсе, милиции она повторит этот же рассказ. Но сейчас предстоял еще один разговор. Нужно было рассказать всё Михаилу. Это пугало ее едва ли не больше, чем общение с полицией. Те приедут и уедут, а с ним ей еще работать. По крайней мере, она на это надеялась. Надо было объяснить, почему она ничего тогда не сказала. Опять придется врать. Но по-другому было нельзя. Никто не должен был знать правды. Сама она вытерпела бы всё, любое унижение, уже не раз приходилось. Но Таня… За нее она готова была уничтожить кого угодно. Потом она будет молиться, много-много, просить прощения. Но сейчас нужно было, чтобы в ее рассказ поверили. Поверили, что главное ее преступление – то, что она никому не сообщила про гугл-диск. К глазам от напряжения подступали слезы. Плач – это хорошо. Директор не может видеть плачущих женщин, ему сразу хочется о них позаботиться. Это должно помочь. Марина посмотрела в маленькое зеркальце: нижние ресницы были мокрыми. «Вот и отлично», – подумала она и направилась к Михаилу.

Максим, 17:40