Кто ветошью протёр замокнад бестолочью мирозданья,тот действовал рациональнои лучше выдумать не мог!Зачем почтительно и дерзкопоэт глядит издалекав глубины сердца – пленник текста,чернорабочий языка.Он – раб, прикованный к кастрюле.Он – стриж, мелькающий в лазури.Он – швед: пред ним его канва:в душе, в природе и в культурекатятся ядра, свищут пули, —повсюду вечная война.Повсюду зависть и вражда.Нет ни поэзии, ни тайны.Угрюмой тучей жизнь прошла.А ведь ещё совсем недавно…Скажи-ка, дядя, ведь недаром,переходя росистый луг,я замирал, спеша к наядам,на плеск и смех, на знак и звук?.. —Ответа нет. Ногой ни в зуб,ни в глаз, ни в бровь не попадаешь.Всю жизнь мою сковал испугс рожденья иль с зачатья даже…И я не знаю, что там дальше,ищу грибы средь леса букв.«От меня не осталось секретов...»
От меня не осталось секретовв твоей жизни, моей и чужой.Угости же теперь сигаретой,выпьем водки, читатель родной!Что тебе рассказать? – Погадаю.Покажи молодую ладонь.Да, не очень она молодая.Так что думай, читатель родной.Не хотелось бы обескуражить.Ты уверен в себе? – Так изволь:вижу слабость твою, вижу тяжесть,вижу хаос, читатель родной.Эта тяжесть, что копится в звёздах,равновесные строит миры.Эта слабость, пролитая в космос,вечно движет загадку игры.Этот хаос – фрактал безмасштабный,беспонтовый фигляр площадной.Он же наш и палач беспощадный.Всё так просто, читатель родной.«Мы спорили о вкусе всуе...»
Мы спорили о вкусе всуе.Должна же быть в искусстве тайна.В искусстве мы трудились втуне:оно сторонится старанья.Но я и в этом не уверен.Льёт дождь. Он будет лить и завтра.Сижу и зябну, как Сальери.Пью в одиночку, без Моцарта.«Ты помнишь – извергся Везувий...»
Ты помнишь – извергся Везувий,Неаполь дрожит, чуть живой.А в небе – охвостья акклюзий, —и снова погода и зной.И знай, что всё будет забыто,и – как бы ни возмущена, —но будет любая орбитааттрактору возвращена.«Запылало – потухло...»
Запылало – потухлоПоявилось – исчезло.Возопило – затихло.Возомнило – смирилось.Иллюзорно – реально.Справедливо – бесчестно.В диссиденте лояльность.В обскуранте терпимость.Только старая яблонязаскрипела от ветра.Налетел слабый дождикна увядшие клумбы.Только ночь, только лампа.Только рюмка портвейна.Только печка – и что ещё? —только звуки и буквы.«Наверху застыли в плоском танце...»