– Не окажется, – бросила Шарлотта с отвращением, и встав, потянулась, но задела статую, недостатки которой только что описала. В раздражении и гневе она толкнула изображение Меркурия, срывая злость на ни в чем не повинном мраморе. Статуя покачнулась, наклонилась и с ужасным грохотом упала на пол. Голова бога оторвалась и раскололась надвое. Одна половина, проскользив по паркету, врезалась в охапку соломы, другая замерла у подножия лестницы.
Стюарт перевел дыхание, словно намеревался упрекнуть Шарлотту. Но вместо этого вздохнул:
– Одной меньше в списке, – махнул он рукой, наклоняясь, чтобы поднять безголового Меркурия. Схватил его за шею и снова поставил.
– Да этот парень внутри полый, – с удивлением заметил он.
– Скареда, – презрительно бросила Лючия. – Истинный скульптор никогда бы не использовал дешевый камень.
– Что же, вполне естественно, – заметил Стюарт, пытаясь придвинуть покореженную статую к стене. – Полый бог для мошенника-скульптора.
Он снова толкнул статую к стене, и на пол посыпалось еще больше мраморной крошки. Стюарт стряхнул с себя сор, и к нему тут же поспешила горничная с метлой. Но он не трогался с места:
– Шарлотта…
– Что там?
Она взглянула ему в лицо, бросилась к статуе и заглянула внутрь. Как и сказал Стюарт, статуя была полой, очевидно, с какой-то целью. Края полости были гладкими и ровными. Женщина наклонилась ближе:
– Статуя… Внутри что-то есть!
В холле раздались удивленные крики. Все сгрудились вокруг статуи. Стюарт осторожно извлек туго свернутый бумажный рулон, очевидно старый и пожелтевший, разорванный по краям и смятый.
– Знаете, что это? – спросил Стюарт Шарлотту.
– Нет, – покачала головой та.
– Что это, Стюарт? – спросила раскрасневшаяся от волнения Амелия.
Шарлотта неожиданно поняла, что в молодости она, вероятно, была очень красива.
– Пока не понимаю, матушка.
Стюарт отнес рулон в столовую и осторожно развернул. Бумага была тонкой, но не порванной, если не считать краев, участки которых местами обратились в пыль.
– Это эскизы, – поняла Шарлотта, прижимая бумагу к столу.
Листы поменьше сворачивались снова, и ей приходилось ловить края. Подобные рисунки художник делает перед тем, как перенести изображение на холст. Но изображения буквально рвались с бумаги, особенно потому, что были в натуральную величину. Обезумевшие лошади сцепились друг с другом, а их всадники сошлись в смертельной битве. Мужчины в военной одежде пронзали друг друга дротиками и скрывались за щитами, лежа под копытами разъяренных коней. Здесь были оруженосцы с копьями, солдаты, сжимавшие рукояти мечей, корчившиеся в смертных судорогах безголовые изуродованные фигуры.
– Очень жестокие сцены, – констатировал Стюарт, просматривая изображения отрубленных конечностей. – Но почему они были спрятаны? Их нарисовал Пьетро?
Шарлотта беспомощно покачала головой.
– Он был скорее скульптором. Правда, иногда писал картины. Но у него никогда не хватало терпения делать эскизы.
Стюарт склонил голову набок, изучая профиль человека, явно призывавшего войско к наступлению.
– Возможно, он собирался написать шедевр? И в порыве вдохновения сделал эти эскизы?
– Кто посчитает это сокровищем, кроме самого Пьетро? – фыркнула Шарлотта.
Но тут Лючия протянула руку и ткнула пальцем в герб геральдического штандарта.
– Ангиари.
– Что такое Ангиари?
– Ангиари, – пояснила Лючия, многозначительно глядя на Шарлотту. – Как знает всякий флорентиец, знаменитая битва древних времен, в которой Итальянская лига, возглавляемая Флорентийской Республикой, победила миланскую армию.
Шарлотта насторожилась. Пьетро, как и Лючия, тоже был флорентийцем и очень этим гордился.
– Магистрат заказал две фрески в честь победы: одна – битва при Ангиари, вторая – битва при Кашине. Вторую должен был создать Микеланджело, но он написал только этюды. Леонардо, тоже флорентийцу, поручили изобразить битву при Ангиари, но из-за того, что да Винчи выбрал не те краски, фреска была утеряна.
– Что вы хотите этим сказать?
– Утеряна безвозвратно. – Лючия щелкнула пальцами. – Утеряна. Краски отсырели и попросту сползли со стены.
Все четверо снова повернулись к рисункам. На них поражали тщательно проработанные детали, даже набухшие вены в ноздрях коней были как реальные.
– Думаете, это он? Леонардо? – тихо спросила Шарлотта.
Лючия пожала плечами.
– Не знаю. Его эскизы копировали многие художники. Даже в те времена Леонардо считался великим.
– Так это и есть сокровище? – Вцепившаяся в руку сына Амелия благоговейно воззрилась на рисунки. – Боже, сколько это может стоить?
– Если это Леонардо, он бесценен, – ответила Лючия, садясь.
– Это возможно? – спросил Стюарт Шарлотту.
Та поколебалась.
Мог ли Пьетро наткнуться на бесценные эскизы и спрятать их, чтобы не пришлось делиться? На последнее он вполне способен, а Меркурий – идеальный тайник. Но каким образом он мог отыскать эскизы самого Леонардо? Вряд ли можно просто зайти к антиквару и приобрести их.
– Не знаю, – выговорила она наконец. – Но мне трудно в это поверить. Когда я была его женой, в коллекции не было ни одного подлинника. Одни подделки.