Что мне делать без тебя?

— Что ты пожимаешь плечами? — начал терять равновесие Ашот. — Ты отдаешь себе отчет в том, что может произойти с Полиной после развода? Разве ты не знаешь историю ее бабушки? В конце концов, кто тебя заставлял жениться?

Левон по-прежнему молчал. Ашот безнадежно взглянул на сына и стиснул зубы. Какой бесполезный, пустой разговор! Карен отлично знал о его тщетности, но тем не менее в отчаянии толкнул на это отца.

— Тебе не жалко Полину? А как ты будешь жить, если на тебя падет страшная вина за ее гибель?

— Для чего ты мне все это говоришь, папа? — Левон посмотрел на отца недобрыми и о многом догадывающимися глазами. — Я устал и больше не могу никого жалеть и ни о ком думать. И потом… — он замолк на мгновение, — потом, мне кажется, что Поле будет лучше без меня. Как это ни странно. Она относится ко мне довольно равнодушно, так что история ее бабушки — совсем не история Полины.

Ашот окончательно сдался. Он не в силах помочь Карену!

— Мама просила отдать ей Боба, — ровным голосом продолжал Левон. — Мы согласны: и я, и Полина. Больше я не знаю о чем говорить, папа…

Не знал этого и Ашот.

— Ну что ж, — невесело сказал он, — мама будет просто счастлива… Правда, мне бы очень хотелось, чтобы были счастливы и вы, но, к сожалению, здесь у меня ничего не получается.

Левон отвел глаза. Он чувствовал, что виноват и не оправдал надежд отца, которые, впрочем, не были слишком серьезными. Не надо возлагать никаких надежд на сыновей. Ашот Джангиров когда-то не учел этого.

Полина потеряла последние призрачные связи с миром. Зачем, в конце концов, он ей нужен? Она была не в состоянии анализировать свое настроение, но все же начинала понимать, что ей хорошо только в клинике, где никто не тревожит, не надоедает и ничего от нее не хочет. Точно так же, как Левон, она мечтала лишь о спокойствии. В сущности, они очень подходили друг другу, но жить вместе не могли, стремительно бросившись в разные стороны в поисках покоя и тишины.

Мать осторожно спросила у Полины, можно ли отдать Боба Маргарите. Полина рассеянно кивнула. Да, конечно, ей трудно справляться с ребенком, он до сих пор плохо спит по ночам, а у Ашота Джангирова есть возможность держать няню. И вообще, Джангировы ее больше не интересуют. Она собирается жить без них и пойти работать. Олеся ахнула про себя. Ну, какая может быть работа? Карен легко переубедил ее.

— Полина молодец! — воскликнул он вечером, выслушав горькое повествование Олеси и вскрывая очередной пакет с чипсами. — Ты плохо осмысливаешь ситуацию. Работа сейчас для нее — как раз то, что нужно. Действия и движения выводят из депрессии. Так что все идет замечательно, — он мельком взглянул на Олесю. — Почему ты такая кислая и безрадостная? Очевидно, у тебя опять болит голова?

— Ничего у меня не болит, — отказалась Олеся. — Я прекрасно себя чувствую!

Сегодня лучше обмануть, чем признаться в плохом самочувствии. Ей безумно надоела тягостная страшная правда. От неожиданного, искреннего на сей раз изумления Карен поперхнулся.

— Быстренько, Леся, постучи меня по спине! Иначе этот чипсик станет последним в моей жизни! Что случилось сегодня с тобой? Мне просто подменили жену!

Олеся улыбнулась.

— А ты недоволен? Вернуть тебе прежнюю?

— Ни в коем случае! — закричал Карен и бросил пакет на стол, — Никогда в жизни! Может быть, ты научишься снова улыбаться! Во всяком случае, появились основания надеяться! Какое сегодня у нас число? Оно должно быть занесено в Красную книгу! По крайней мере, мы сейчас нарисуем его на стене! Дай мне красный фломастер! — Муж легко опустился перед ней на корточки, по привычке плотно прижав колено к ее коленке. — Я просто не понимаю, что происходит. У тебя ничего не болит, и ты даже пробуешь засмеяться! Разве такое возможно? И я ведь должен знать причину, чтобы в следующий раз не мучиться и сразу пустить в ход испробованный метод для твоего перевоплощения. Быстро рассказывай, как тебе удалось то, что мне так долго не удавалось!

— Карен, успокойся! — попыталась остановить поток его красноречия Олеся. — Давай лучше я тебя накормлю.

Джангиров надолго затих.

— Накормишь? — наконец переспросил он в полном замешательстве. — Ты сказала: накормишь? Но это попросту невозможно, Леся! Ты же сроду не делала этого! Даже подозрительно! Нет, я серьезно ничего не понимаю… Все-таки что случилось с тобой? А может быть…

И он сделал выразительную паузу, уставившись на Олесю неподвижными глазами.

— У тебя всегда только одно на уме! — вздохнула Олеся. — Ты будешь есть или как?

— Или как! — ответил Карен, выпрямляясь. — Или как — и ничего больше! Идея выглядит безупречной. Ты сама отрезала все пути к отступлению, и я думаю, сделала это вполне сознательно! Но почему, Леся, я в самом деле хочу знать, что произошло!