Что может быть лучше плохой погоды. Тайфуны с ласковыми именами

– Пьер, ну хватит болтать, мой мальчик, – напоминает о себе сговорчивая женщина. – Нажимай-ка лучше вон на тот рычажок. А то я уже сварилась в этой дыре.

– Я в ней варился гораздо дольше, милая. И этой отдушины не было. А остался жив-здоров, как видишь. Так что ничего не случится, если потерпишь маленько.

– Лоран, вы не способны на такую пакость… – подает голос Ральф у подножия величественной дамы.

– Нет, конечно. Я вас оставлю распечатанными. И через непродолжительное время пришлю кого-нибудь, чтобы выпустил вас на чистый воздух. Но только не сразу, а немного погодя, когда я смогу в достаточной мере удалиться от выстрелов ваших людей, Бэнтон.

– Пьер! – умоляюще восклицает Флора.

– Лоран… – слышится голос и американца.

Но я уже устремляюсь на свет божий, правда, не так быстро, как хотелось бы. Осторожно преодолеваю лестницу, затем так же осторожно пробираюсь по коридору.

Открываю одну за другой двери – кухни, холла, столовой.

Везде пусто.

Однако в комнате, что у самого выхода, не пусто. На своем прежнем месте лежит Виолета. В гипсе. И хорошо упакована. Еще одной повязкой ее, вероятно, снабдила

Флора. Видать, пустила в ход все подручные средства, и прежде всего шнуры от штор. А в довершение основательно запечатала жертве рот кружевной скатертью тончайшей работы.

Я распутываю скатерть и вынимаю изо рта Виолеты платок. Она несколько раз жадно вдыхает большие порции воздуха – хорошо знакомый мне рефлекс – и только после этого произносит слабым, беспомощным голоском:

– Какая ужасная женщина!. Вконец извела меня, грозилась задушить и вынудила-таки сказать, где что находится, а после этого – видите, что сделала, – оставила меня, словно вязанку дров…

– Действительно ужасная женщина, – соглашаюсь я. –

Однако она просто ангел по сравнению с вами.

– Но у меня не было иного выхода, господин Лоран! –

произносит с подкупающей наивностью это милое существо. – Что я могла сделать голыми руками, когда меня осаждали со всех сторон все эти люди…

– А как вы догадались, что осада переместится именно сюда?

– Да очень просто: Кениг уже начал было у меня выспрашивать… А позавчера эта ваша приятельница, Розмари, с присущим ей нахальством приезжала сюда, в Лозанну, к моей подруге, чтобы узнать, где мой дом… Та, разумеется, не настолько наивна и не стала ей объяснять, но когда кто-то вроде Розмари пускается в расспросы, то узнать адрес не такое хитрое дело… Да и вы при встрече со мной там, в «Меркурии», клонили к этому. Я стала лихорадочно соображать, что вас так тянет сюда… и где может находиться то, что вас привлекает. Я сама толком не знала, где что спрятано… Поэтому решила перебраться снова сюда…

– И на всякий случай загипсовать ногу…

– А что особенного? Чем ты беззащитней в глазах окружающих, тем меньше опасность, что на тебя поднимут руку.

– Это вполне логично, – признаю я. – Так же как то, что вы заперли нас в той дыре, чтобы сгноить…

– А что мне было делать, попав в такое безвыходное положение?.

– Вы чересчур хитры, милое дитя. А чересчур хитрые в конце концов остаются с носом, просто от избытка хитрости…

И поворачиваю к выходу.

– Неужели вы так меня оставите?

– Да. И только из милосердия. Потому что в таком положении вы кажетесь особенно беззащитной. И у вас не появится соблазна сунуться туда, где вас мигом растерзают как пить дать.

Пока шла эта беседа, я успел, посматривая в окна, изучить окружающую обстановку. На небольшой поляне между домом и деревьями пусто. В стороне от поляны виден «опель» Флоры – тоже пустой. Так что, выбираясь из дома, я настроен воспользоваться этой свободной машиной, взять напрокат, конечно. Не успел я и два шага ступить, как чья-то могучая рука хватает меня за шиворот, а другая уже готова превратить в фарш мою руку.

– Смываетесь, да? – слышу позади хриплый голос.

Оказывается, это Бруннер.

– Вы угадали, – спокойно говорю я. – Мне это начинает надоедать. И не старайтесь изувечить мне руку, умоляю.

Это совсем не на пользу нам обоим.

– Особенно вам… – рычит немец. Однако он заметно расслабляет свои клещи, видимо, обезоруженный моей выдержкой.

– Я вас отпущу, Лоран. Вы же знаете, лично против вас я ничего не имею. Но сперва я должен сделать обыск.

Поднимите руки вверх и не шевелитесь.

Я повинуюсь и, пока он меня ощупывает, поясняю:

– Если вы ищете брильянты, то, уверяю вас, у меня их нет. В данный момент они, вероятно, в руках вашей приятельницы. Я сдержал слово, Бруннер.

– Я готов заплакать от умиления, Лоран. Не опускайте руки, – снова рычит немец и после беглой проверки начинает обшаривать меня основательно.

– Только ради бога не трогайте моих кассеток…

– Больно они нужны мне, ваши кассетки…

– Что касается пистолета, то я готов уступить его вам.

Он, правда, принадлежит Бэнтону, но сейчас и вам вполне может пригодиться.

– Пожалуй, – соглашается немец, пряча пистолет в карман.

Тем временем физико-химические реакции в его ленивом мозгу позволяют ему усвоить значение только что услышанного.

– Бэнтон! Где он?

– Там, в подвале, вместе с Флорой. Но бояться нечего: сейчас он вам не наставит рога. Что касается брильянтов…