Что мы делаем в постели: Горизонтальная история человечества

Как же мы себя пугаем! Мы далеко продвинулись в нашей борьбе со смертью. Больничная койка с ее дезинфицированными простынями и изолирующими занавесками – место, где спасают жизни. Но это также и место, где 50 % из нас умрут, хотя многие, конечно, предпочли бы сделать это где-нибудь еще. Возможно, было бы полезно вернуть традицию собираться вокруг смертного одра для последнего прощания и взаимного прощения. Тогда давайте положим мертвое тело на кровать, чтобы все могли его увидеть и принять происходящее, а также услышать призывающий к единению перед лицом смерти барабанный бой. Соберемся для погребальной трапезы, чтобы бить себя в грудь и получать поддержку друзей. Ведь люди прежде всего существа коллективные.

Глава 6 Незнакомцы в постели

Принц Людвиг из Ангальт-Кётена, княжества в Центральной Германии, был ничем не примечательным путешественником по Англии. Единственным его отличием было то, что он вел свой дневник в стихах, а эти стихи отвратительны. В 1596 году он поселился на постоялом дворе «Белый олень» в небольшом городке Уэр в Хартфордшире, к северу от Лондона. Уэр был главной остановкой для средневековых паломников и путешественников, и местные гостиницы яростно конкурировали между собой. Чтобы привлечь любителей путевых приключений, владельцам одной из них, вероятно «Белого оленя», пришла в голову блестящая идея заказать массивную постель с балдахином под названием «Большая кровать», которая вмещала, согласно рекламе, двенадцать путешественников. Принц Людвиг восхитился размерами огромного ложа и стал первым посетителем, который написал о том, что это место ночевки вскоре стало очень популярным: «Четыре пары могут возлечь здесь комфортно – рядом, не касаясь друг друга»{99}.

Большая кровать из Уэра в коллекции Музея Виктории и Альберта в Лондоне[38]

Большая кровать из Уэра, спроектированная приблизительно в 1590 году нидерландским архитектором, художником, инженером и ландшафтным дизайнером Гансом Вредеманом де Врисом, была примерно в два раза больше современной двуспальной кровати – более 3 метров в длину и в ширину, 2,5 метра в высоту и весом около 640 килограммов. Местные мастера изготовили и собрали ее из сорока дубовых частей, огромные стойки для балдахина были сделаны из нескольких склеенных между собой кусков древесины. Резчики по дереву покрыли поверхности кровати замысловатым орнаментом и изображениями персонажей европейского Ренессанса, в изголовье находились инкрустированные панели. Изначально дерево было ярко раскрашено, но со временем краска существенно стерлась. Как только кровать установили, она сразу же стала популярной среди посетителей – как просто любопытствующих, так и тех, кого один писатель очаровательно назвал «совокупляющимися». Некоторые постояльцы, отдыхая на легендарной кровати, вырезали на ней свои инициалы или оставляли оттиски печатей на стойках балдахина.

Царь-кровать из Уэра приобрела такую славу, что неоднократно упоминалась в английской литературе. Уильям Шекспир в пьесе «Двенадцатая ночь, или Что угодно» (1602) использовал образ кровати в качестве метафоры огромного предмета. В пьесе сэр Тоби Белч поручает сэру Эндрю Эгьючику составить вызов на дуэль Цезарио, слуги герцога Орсино, но письмо должно быть полно измышлений: «Навороти столько несуразиц, сколько уместится на листе бумаги шириной в уэрскую кровать в Англии»{100}. Три года спустя младшие современники Шекспира заканчивают залихватскую комедию «Нортвард Хо!» (Northward Ho) словами: «Пойдем, мы вызовем наших жен на бой в большой постели в Уэре». Бен Джонсон упоминал кровать в пьесе 1609 года «Эписин, или Молчаливая женщина». А столетие спустя Джордж Фаркер в комедии «Офицер-вербовщик» (1706) упоминает кровать, бывшую «раза в полтора больше знаменитой кровати в Уэре». Литераторы вспоминают об этом уникальном спальном месте и в наше время, как, например, Эндрю Моушн в стихотворении «Британские галереи» (The British Galleries, 2001), в котором Большая кровать «стряхивает спящих, как осенние листья»{101}.

Некоторые из посетителей явно наведывались сюда шутки ради. The London Chronicle за 4 июля 1765 года публикует (определенно апокрифическую) заметку о том, что 26 мясников и их жены – в общей сложности 52 человека – в 1689 году провели ночь в этой огромной постели. Гордость и радость Уэра становилась метафорой бессмысленной экстравагантности. В 1856 году новопосвященный и, по-видимому, весьма самодовольный епископ Бристоля занимал резную скамью под балдахином, похожую на кровать с четырьмя столбиками, что вызвало иронические сравнения с Большой кроватью из Уэра.