Что мы пожираем

– Дыши. – Я опустила нас на пол. Наши руки и ноги переплелись, он лежал у меня на коленях. – Все в порядке. С тобой все в порядке.

– Они не будут меня бояться… если увидят меня таким, – сказал он, оставляя на моем пальто кровавый след. Он сжал иглу так сильно, что она врезалась ему в ладонь.

«Возьми мою способность насладиться этим днем, – взмолилась я своему благотворцу, – и вылечи его руку».

Мой благотворец загудел. Боги, текущие по моим венам… но он называл своего творца монстром.

– Кого волнует, что подумают другие? – спросила я. – Ты сделал то, что собирался сделать.

– Ты не понимаешь. То, что ты сделала с Криком, не равно этому, – он сильно сжал мою талию и я почувствовала, как его ногти впиваются мне в ребра. – На свете есть мало людей, которых я люблю – и труп одного из них лежит сейчас возле нас. Какая от меня будет польза, если я не смогу с этим смириться?

– Она научила тебя именно тому, что ты сегодня сделал. – Я провела пальцем по бледному шраму, пересекавшему его лоб. – Фабрика, на которой работала моя мама, принадлежала Норткотту. Произошел несчастный случай. Она умерла не сразу. Пытаясь ее спасти, я наносила себе глубокие порезы… но каждое утро ей становилось все хуже. И я не могла понять почему. Ты знаешь, почему я и мои творцы – такие?

Его руки заскользили по моим бокам к плечам, по моей шее, по моему лицу. Звуки мира стали гулом, просачивающимся через его дрожащие пальцы.

– Как это связано с…

– Я не закончила, – сказала я, и он поджал губы. – Я поддерживала в ней жизнь, пока не поняла, что это безнадежно и нужно было дать ей умереть. Я продлила ее агонию. Половина моих шрамов появились, когда я пыталась спасти ей жизнь – хотя мне не нужно было этого делать. Ты хоть представляешь, как это больно, чувствовать, как каждый день восстанавливается твоя кожа? Я не помню ее голос, но помню, как она кричала.

Благоосененным было необязательно приносить кровавые жертвы, но Цинлира заставляла нас причинять себе боль. Она научила нас, не словом, но делом, что это единственный способ получить власть – и единственный способ контролировать то, что происходит – а потом винила нас в том, что мы истекали кровью. Долгие часы, длинные порезы. И ничего не менялось.

Хороший способ не дать простым людям нанести ответный удар.

– Я хорошо управляю своими творцами, потому что подвела свою мать, – сказала я. – Но мы – больше, чем польза, которую общество может извлечь из наших ран.

Он уставился на меня широко раскрытыми глазами и опустил руки.

– И что теперь?

Теперь – он с головой окунется в свои исследования, а я спасла Уилла и остальных жителей Цинлиры.

– Мы выясним, как закрыть или заменить Дверь, – сказала я. – Если до тех пор нам придется приносить жертвы, мы будем убивать только тех, в чьей виновности мы будем уверены. Только тех, кто признает себя виновным или явится с повинной. Тебя будут помнить не как суверена с красными глазами, а как того, кто раскрыл секреты Худых и их Двери.

Он кивнул и схватил меня за руку, крепко переплетя наши пальцы. Болезненно. Сустав к суставу и синяк к синяку.

– Ты мне поможешь?

– Поверь мне, Алистер. Я не могу тебе лгать, да и не хочу. – Да мне это было и не нужно. Куда эффективнее заставить человека чувствовать себя желанным. – Иногда чтобы создать что-то замечательное, нужно что-то разрушить. Мы можем создать замечательные вещи.

Пусть они боятся Алистера, как боялись его всегда. Пусть сидят тише воды ниже травы, как дети, которых впервые оставили дома одних. Я могу стать одной из звезд на небосклоне. Я могу стать частичкой света в кромешной тьме.

– Этот мир сломан, – сказала я. – Но мы можем его починить.

Часть вторая Зубы как звезды

Если любят – вернутся

Глава двадцать пятая

Работать с мертвыми для меня честь, но чтобы подготовить Гиацинту Уирслейн к похоронным обрядам, мне потребовалась почти вся ночь. Всю ночь сочились белыми и зелеными чернилами пересекающиеся знаки Жизни и Смерти на ее груди, и сила связывания вытекала из ее тела вместе с ее кровью. Ее творцы все еще пытались оживить ее, обвиваясь вокруг меня, как угри. Мою кожу покалывало от их присутствия. Когда я омывала ее, я дважды пронзила ее сердце ножом, но творцы исчезли, только когда я вырезала его из груди и отложила в сторону.

– Какие цветы вырастут на твоих останках? – спросила я у нее, когда закончила.

Призрак Крика подплыл ко мне через бассейн, не оставляя на воде ни следов, ни ряби, и сказал:

– Никаких.

Когда солнце начало подниматься и Устье озарилось ярким красным светом, я вымыла руки и оставила Гиацинту тем, кто за ней придет. Город за пределами дворца был погружен в тишину, на улицах никого не было. Только несколько солдат, одетых в черно-красную форму Уирслейнов, патрулировали улицы – и чем дальше я уходила от дворца, тем меньше их становилось. В Колесах было непривычно пусто, утренний рынок еще даже не был открыт. Тишина причиняла боль.