Что, не хочешь больше ходить в церковь?

Несколько наших друзей позвонили нам, чтобы поддержать и сказать о своем уходе из церкви, но большинство людей нас избегало. Поначалу я смертельно переживал всякий раз, когда знакомые от меня просто отворачивались в магазинах, делая вид, что не видят. Я мог только догадываться, что они обо мне думали. Лори и я несколько раз сходили на службы в другие церкви, просто потому, что были убеждены — нам это необходимо. Но, поскольку теперь мы знали, что скрывается за внешним проявлением благочестия, сердце к этому не лежало. Я был в растерянности. Те, кто ушел из церкви вслед за нами, были уверены, что я теперь начну свою. Но расположения к этому у меня также не было. И чем дальше я оттягивал время, тем больше их дружба отдавала холодком. Вернуться на работу в недвижимость тоже оказалось нелегкой задачей. Рынок был на спаде, и все фирмы были перенасыщены служащими. Я начал сколачивать свое дело, но мои прежние клиенты уже нашли новых представителей, так что и это выглядело не совсем многообещающе.

Оставленный друзьями, без средств к существованию, не имеющий надежд на будущее, я, как мне показалось, наконец, ударился о то, что — по моему мнению — было каменистым дном. Я понял, насколько обольщался в тот момент, когда Лори позвонила мне по мобильному и сообщила, что у нашей дочери в школе случился приступ астмы и она срочно везет ее в больницу. Вот тут то, когда я несся на помощь, мой гнев и выплеснулся наружу. После всего, что я сделал для Бога, Он мог бы позаботиться о моей семье и получше! Я кипел внутри — лишенный медицинской страховки, не имеющий ни малейшего понятия, чем буду расплачиваться за больницу.

Поэтому, я полагаю, теперь вам понятно, почему я хотел просто бегом бежать прочь, когда Джон зашел в кафетерий этим вечером. Да, на текущий момент ей стало лучше, но охваченный гневом, именно сейчас я не хотел больше никакого Божьего вмешательства. Что я такого мог сделать, что моя дочь так страдает? Почему Бог не обращает внимания на все мои отчаянные молитвы о ее исцелении? Другие родители ворчат о том, как им трудно успевать за всеми «этими детскими занятиями», а я не уверен, переживет ли моя дочь очередной приступ астмы и боюсь за то, что прописанные нам стероиды могут затормозить ее рост.

Я искал недолгого прибежища в кафетерии, где я мог за чашкой кофе просмотреть журнал с последними новостями и обдумать еще раз все, что меня переполняло. Вот тут-то он и просунул голову за завесу моей святая святых. Теперь он еще и направлялся к моему столику. И я откровенно подумывал о том, чтобы заткнуть ему рот кулаком, если он вообще посмеет его открыть. Однако мне было известно, что этого не произойдет. Буря происходила у меня внутри, там, где ее никто не мог видеть. Я надеялся, что по моей реакции он все поймет и просто уйдет прочь, но он продолжал надвигаться, как туча. Наконец, он остановился у стула напротив меня, и начал выдвигать его, чтобы сесть. «Не возражаешь, если я к тебе присоединюсь?»

Конечно, возражаю! Шел бы ты! С момента, как я тебя встретил, ты для меня стал ходячей неприятностью! Но фильтры вежливости, сформированные с детства, не пропустили эмоции на язык. Наружу вышло только: «Пожалуй, сейчас мне лучше побыть одному».

Мне показалось, он удивился. Тихонько засунув стул назад, под стол, своим негромким голосом он сказал: «Не возражаю, Джейк. Можем поговорить и в другой раз». Я поднял на него глаза и блеснул яростным взглядом, когда он обошел стол и положил руку мне на плечо. Дружески сжав его, он сказал: «Я хочу, чтобы ты знал, как я сопереживаю тебе во всем, через что тебе приходится теперь пройти. Мне совсем не все равно». Похлопывание по плечу, и вот он уже отправился к двери.

Я смотрел ему в спину. Он шел, направляясь к выходу. Битва разгоралась внутри. Вся рать моих чувств билась за то, чтобы отдалить его прочь, однако малюсенькая, но непобедимая часть меня хотела знать, и что же он может такого сказать про все те руины, в которые превратилась моя жизнь. И если он сейчас выйдет за дверь, я не узнаю этого, до тех пор, пока мы встретимся снова, если вообще сможем… Не успел он потянуться к дверной ручке, как я услышал собственный голос: «Джон, постой… те!»

Он повернулся через плечо, и, не отрывая руки от двери, посмотрел на меня. «Прошу прощения за грубость. Можем поговорить, если есть желание».

«Уверен, Джейк? Иногда одиночество в таких ситуациях, как у тебя, — лучшее из всего, что можно придумать».

«Я уже устал от одиночества…» Мои слова растворились в неконтролируемом стоне, который пробил ком в горле и вынес за собой весь шторм моей боли. Я не мог вымолвить ни слова пока, как из прорвавшейся трубы, из меня рыданиями выливалось все, что накопилось. Будучи не из тех, кто плачет — даже в самые худшие моменты жизни — я помню, как глупо и смущенно я вдруг себя почувствовал, в тот момент, когда Джон развернулся и пошел ко мне. Я пытался прекратить, но не мог. Джон подошел, встал за моей спиной и положил руки мне на плечи.