Олег накинул на плечи шкуру, в одно мгновение сделавшись похожим на неандертальца. Не хватало разве что копья с костяным наконечником. Заэттра глянула на него взглядом модного критика, многозначительно хмыкнула и махнула рукой.
Вместе покинули пещеру, прошли длинным неосвещённым туннелем, после которого попали в пещеру природного, карстового происхождения. Крайне извилистую и запутанную. Здесь уже не было ровного пола и относительно гладких стен. Под ногами застучали камни, сваливаясь вниз по уклону. Загулял сквозняк, отчётливо потянуло сыростью, потолок низко навис и выпучился неровными, скруглёнными краями.
Пещера неуклонно поднималась вверх, кривясь и изгибаясь. Нагромождение никак не закреплённых камней делало путь опасным. Люди старались смотреть себе под ноги, опасаясь подвернуть лодыжку, а то и вовсе споткнуться и упасть. Иногда огромные валуны напирали друг на друга, образуя лестницу со ступенями разной высоты, длины и ширины. Природа специально, будто пьяный каменщик, сделала её по принципу «тяп-ляп». Между камнями с плеском текли ручейки ледяной воды, образуя мини-водопады, скапливаясь в лужи на более-менее ровных, углублённых участках. Кое-где с потолка бугристыми сосулями свисали сталактиты, снизу им навстречу росли сталагмиты.
В общем, ещё как следует не начавшись, прогулка выбивала из сил похлеще любой кросс-фит тренировки. Люди тяжело задышали, вспотели и покраснели.
— Да что ж такое то! Старею, что ли? — отдувалась порозовевшая Заэттра. — В прошлый раз я так не вымоталась! Ты как там?
— Нормально, — пропыхтел у неё за спиной Краснов. — Бывало хуже.
— Уфф, ну, ничего. Потерпеть осталось совсем немного. Вперёд!
И они продолжали подъём, забираясь на метровые ступени, подавая друг другу руки, протискиваясь в узкие щели и пачкая одежду в вековой грязи. Постепенно идти становилось легче, препятствий на пути попадалось всё меньше и меньше. Пещера выпрямлялась с каждым шагом, как вдруг внезапно закончилась резким поворотом. В глаза ударил яркий солнечный свет.
— А, чёрт!
Оба зажмурились и скривились. Не помогло: солнце слепило и выжимало слёзы даже сквозь плотно сжатые веки. Инстинктивно закрыли глаза ладонями, застыв, как истуканы посередине тёмной дыры, окружённой белейшим горным снегом. Зима в Пиренеях была в самом разгаре.
Стояли долго, привыкая к этому свету. Солнце согревало их, проникая теплом под одежду. Ветерок шевелил волосы, обоняние и слух различали позабытые запахи и звуки. Краснов вдыхал кисловатый запах хвои, перемешанный с запахом древесины и холодом снега, слышал совсем рядом до боли знакомый перестук дятла. Почувствовал, как его кисти мягко, но решительно отнимают от лица…
Заэттра смотрела на него тёмным омутом глаз, а за её спиной высились посеребрённые горы, с почти отвесными склонами. Труднодоступные, девственно-чистые, с острыми вершинами, гребнями и редкими уступами. Один из них, приличной площади, располагался у входа. На нём росла целая рощица из буков и пихт. Самое высокое дерево сломало ветром, и сейчас по нему прыгал дятел, деловито осматривая со всех сторон и пробуя на клюв.
— Ну, что скажешь, герой? — промурлыкала Заэттра, не выпуская его ладоней из своих.
— Да какой из меня герой? — не в силах оторвать от неё глаз, прошептал Олег.
— Будущий. Идём! — и потянула его за руку, увлекая в занесённую снегом рощу.
Обогнули склон, зарываясь по колено в сугробы. Белоспинный дятел повернул головку, увенчанную красной шапочкой, увидел людей, вспорхнул и ухнул вниз, сложив крылья вдоль туловища. Вышли к краю уступа. Остановились, потрясённые, оказавшись в краю вертикалей и головокружительных высот. Далеко внизу, под ногами, темнело ущелье с редкими белыми пятнами снега. На просторе зашумел ветер, качая вершины деревьев, срывая снежинки и унося за собой. В груди гулко заухало растревоженное сердце.
— Так ты не ответил…
— Это лучшее место на Земле.
— Знаю. Но я не об этом.
— А о чём?
Она помолчала, крепче сжала его ладони, впивая в них ноготки:
— Ты любишь меня?
Он бессильно свесил голову:
— Люблю…
Ветер закружился вокруг них, отскакивая от стен, роняя хвоинки, заиграл волосами девушки. Она взялась за его колючий подбородок, приподняла, заглянула в глаза, из которых неудержимо текли слёзы. Улыбнулась горечью невысказанных слов и поцеловала. Бродяга-ветер проник под одежду, унося с собой остатки тепла. Они придвинулись, прижались друг к другу. Замерли, стремясь наполниться друг другом до краёв. Осознавая, что, может быть, такого больше не повторится никогда.
— Te amo, te amo… — вливала она в его душу старые, как мир, слова.
А он не понимал, чем заслужил такое счастье. Песня убитого певца лилась в голове:
«Скажи, откуда ты взялась, моя нечаянная радость.
Моя неведомая страсть, горькая, а сладость,
Нарушив мой земной покой, ты от какой отбилась стаи?
И что мне делать с тобой такой, я не знаю.»
— Ты только поклянись мне… — шептала она, гладя его шею и плечи.
— Что? — не отпускал он её.
— Что не бросишь меня, что не оставишь. Что придёшь за мной, если будет нужно.
— О чём ты говоришь?
— Неважно. Поклянись мне…