chto_neobhodimo_znat_o_mihaile_bulgakove

«Мастер и Маргарита» это послание читателю, как сейчас любят говорить «месседж». Также как «Смерть Ивана Ильича». В начале повести Толстого есть сцена начала болезни. Когда врач начинает говорить Ивану Ильичу про состояние его здоровья, про работу почек, желудка, печени, кишок, говорит долго, долго, так долго, что Иван Ильич постепенно понимает, что речь не о печени и кишках, а о жизни и смерти. ЕГО жизни и смерти. И тут автор дает возможность читателю самостоятельно сделать следующий ход. Понять что это не повесть о смерти русского чиновника средней руки, живущего во второй трети 19 века, а повесть о смерти человека как такового. То есть и самого читателя.

Нет более антисоветского писателя, чем Булгаков. Бунин по сравнению с ним это Фадеев. Булгаков, подобно Толстому, обращается к читателю непосредственно, и задает ему вопросы, на которые советский человек ответить не может. Поэтому при всей своей популярности в советской культуре, Булгакова до сих пор считают мистиком из нехорошей квартиры, и любят описывать как актёры, играющие его пьесы и экранизации, мрут, как мухи.

Но почему Берлиоз потерял голову от общения с Воландом на Патриарших? Просто потому, что люди разных культур не должны общаться друг с другом. Это общение смертоносно. Но об этом в следующей части.

2016/08/08

[Calendar]

Самое популярное произведение Булгакова после «Мастера и Маргариты» это «Собачье сердце». При этом следует учесть, что «Собачье сердце» это не роман, а маленькая повесть, к тому же ставшая известной советскому читателю на двадцать лет позже (в конце 80-х).

Успех «Собачьего сердца», наступивший после конгениальной экранизации, вывел эту вещь с нуля в десяток самых популярных литературных произведений. Это произошло за год-два, но место «Собачьего сердца» до сих пор прочное. Вероятно это навсегда. Что не может не радовать. (Свернуть )

Тем не менее, принятая публикой трактовка булгаковской притчи верна, но поверхностна. Это понимание произведения французского писателя бухарестскими обывателями. В эпоху социального перелома начала 90-х всем показалось, что дело в конфликте между культурой и бескультурьем. Десятки миллионов советских людей стали себя отождествлять с профессором Преображенским и Борменталем, а бытовое хамство, которое их окружало и угнетало всю жизнь — с Шариковым и Швондером.

Такой посыл в «Собачьем сердце», как это ни печально, есть. Печально, потому что человек из культурной страны не в состоянии понять, а в чём тут собственно дело, и что автору надо. После десятилетия социальных катастроф русских интеллигентов озарила светлая мысль: простые люди не очень хорошие, а господа не такие уж и плохие. Хотя бы потому, что письменная культура сначала усваивается высшими классами. Затем еще через десятилетия войн и социальных испытаний эта идея стала господствующей в массовом сознании. Прекрасно. А ПОЧЕМУ ЭТО НЕ БЫЛО ЯСНО С САМОГО НАЧАЛА?

Розанов писал:

«От Герцена пошел этот тон самодовольства, самонадеянности, самомнения и "всех победим", даже "завтра же". Но с миллионом в кармане и вне досягаемости для "III-го отделения" отчего же и не быть в самомнении. С миллионом и кроме того с 1000 способностей, если и не глубоких, то очень видных. За этот "гуж", однако, "по примеру" ухватились и студенты с 5-ю рублями в кармане, и нищие курсистки с одною готовностью "любить" и "все отдать" (без дурного намека), и вот им пришлось очень тяжело. Да и способностей таких нет, хотя, может быть, более глубока душа. Пришлось очень тяжко. Русская революция или, скорее, "русский протест" взял в Герцене неверную ноту, слишком высокую ноту — фистулой и поднявшись на цыпочки пальцев. Но уж нельзя в середине "спустить тон": получится какофония и невозможное. Так в Герцене собственно не зародилась, а погибла русская революция, с тех пор кричащая петушком и топчущаяся на одном месте, с его франтовским лозунгом: "Ни пяди назад!" "Мы, русские на меньшем не помиримся"».