Помнится, меня тогда поразило сочетание двух слов: «Ильф» и «деньги». Видите ли, литературовед иногда входит в биографию писателя, так сказать, с черного входа. Незадолго перед тем я работала с «Записными книжками» Ильфа. Записи Ильф делал не для читателей, а для себя. И из записей этих у меня сложилось весьма прочное ощущение, что чего другого — а денег у Ильфа не было. Мое простодушное изумление вызвало гнев Елены Сергеевны. Мне была дана достойная отповедь (дескать, если она говорит, то знает, что говорит, и никакие сомнения здесь не уместны). И повторено: «Приходил Ильф. Предлагал деньги».
По-моему, это поразительная наивность. Яновская сообщает, что Ильф предлагал деньги Булгакову, при том, что у самого Ильи Арнольдовича лишних денег не было, и вообще он не находился с Булгаковым в таких отношениях, чтобы заниматься меценатством. А сумма могла быть только крупная, потому что на уровне бытовых трат Булгаков не нуждался. Это не говоря о том, что к этому времени Ильф был смертельно болен.
Это может свидетельствовать только об одном — у Булгакова и Ильфа были общие коммерческие дела, в которые были замешены третьи лица.
Кстати, Лидия Марковна Яновская, в девичестве Гурович, была крупнейшим специалистом по творчеству Ильфа и Петрова. Она заложила основы советского «ильфопетрововедения» (в начале 60-х), общалась с родственниками писателей и друзьями.
Другой, ещё более пламенной страстью Яновской, и тоже с начала 60-х, был Михаил Булгаков. Опять же она заложила основы советского «булгакововедения», долго работала с булгаковским архивом, тесно общалась с женами Булгакова и т. д. Много возмущалась пропажей массы булгаковских материалов из Ленинской библиотеки.
Согласитесь, довольно странная контаминация, ведь Булгаков и Ильф-Петров люди совсем разные.
VIII
Петров был, в сущности, добродушным и глуповатым человеком, Ильфа он уважал, и делал для него много хорошего. Смерть Ильфа была для него трагедией, кроме всего прочего он лишался литературного помощника, придающего ему статус писателя. В расстроенных чувствах Петров описал последние дни своего друга, правда, не понимая, что он пишет на самом деле:
«Мы сели писать. Ильф выглядел худо. Он не спал почти всю ночь.
— Может быть, отложим? — спросил я.
— Нет, я разойдусь, — ответил он. — Знаете, давайте сначала нарежем бумагу. Я давно собираюсь это сделать. Почему-то эта бумага не дает мне покоя.
Недавно кто-то подарил Ильфу добрый пуд бумаги, состоящей из огромных листов. Мы брали по листу, складывали его вдвое, разрезали ножом, потом опять складывали вдвое и опять разрезали. Сперва мы разговаривали во время этой работы (когда не хотелось писать, всякая работа была хороша). Потом увлеклись и работали молча и быстро.
— Давайте, кто скорей, — сказал Ильф.
Он как-то ловко рационализировал свою работу и резал листы с огромной скоростью. Я старался не отставать. Мы работали, не поднимая глаз. Наконец я случайно посмотрел на Ильфа и ужаснулся его бледности. Он был весь в поту и дышал тяжело и хрипло.
— Не нужно, — сказал я, — хватит.
— Нет, — ответил он с удивившим меня упрямством, — я должен обязательно до конца. Он все-таки дорезал бумагу. Он был все так же бледен, но улыбался.
— Теперь давайте работать. Только я минутку отдохну…