chto_neobhodimo_znat_o_mihaile_bulgakove

«Об Авессаломе Владимировиче Изнуренкове можно было сказать, что другого такого человека нет во всей республике. Республика ценила его по заслугам. Он приносил ей большую пользу. И за всем тем он оставался неизвестным, хотя в своем искусстве он был таким же мастером, как Шаляпин — в пении, Горький — в литературе, Капабланка — в шахматах, Мельников — в беге на коньках и самый носатый, самый коричневый ассириец, занимающий лучшее место на углу Тверской и Камергерского, — в чистке сапог желтым кремом.

Шаляпин пел. Горький писал большой роман. Капабланка готовился к матчу с Алехиным. Мельников рвал рекорды. Ассириец доводил штиблеты граждан до солнечного блеска. Авессалом Изнуренков — острил».

Это чудовищное издевательство профессионального литератора экстра-класса. Когда оскорбление лежит на поверхности, его не понимают те, кто не должен понимать, а те, кому оно по уму, корчатся от хохота. Это классический английский юмор — не случайно любимым иностранным писателем Булгакова был Диккенс.

Когда Булгаков принес рукопись Катаеву, тот понял две вещи. Во-первых, это деньги. Большие деньги. В своих зашифрованных мемуарах Катаев описывает свое обращение к Ильфу и Петрову:

«Молодые люди, — сказал я строго, подражая дидактической манере Булгакова — знаете ли вы, что вашему пока еще не дописанному роману предстоит не только долгая жизнь, но также и мировая слава?»

Полагаю, что это сказал Катаеву и Ко сам Булгаков. Когда вручал рукопись.

Но Катаев понял и второе: Ставить под такой вещью свою подпись нельзя. Прямо там ничего нет, но он лицо в Москве заметное, так что будут копать. Будут копать — докопаются. А с сосунков взятки гладки.

И действительно, Ильф и Петров были настолько наивны, что так до конца и не поняли, на что подписались.

Поэтому понятна настойчивость Катаева с посвящением. С Булгаковым был уговор, что будет стоять три фамилии и его фамилия из всех трёх самая важная. Сохраняя посвящение, он обозначал свое присутствие в проекте: из дела не уходит, прикрытие книги будет осуществлять, с изданием поможет. А поэтому и обговоренную часть гонорара возьмет себе. Думаю, Булгакову и Катаеву полагалось по 50 %, но Катаев из своей части процентов 10 % выделил «неграм».

XVIII

Теперь зачем это было нужно самому Булгакову.

Сторонниками авторства Булгакова сконструирована умопомрачительная версия литературного Днепрогэса:

«Товарищ Сталин приказал ГПУ заставить Булгакова написать советский роман, чтобы затем опубликовать его от имени бездарных, но вполне советских авторов».

Это такой же бред, как конспирологическая теория убийства солнца русской поэзии: международный аристократический союз русофобов «принял решение» об убийстве главного русского поэта Пушкина. Делать нечего было европейским королям и принцам, как убивать безобидного восточноевропейского литератора средней руки (масштаб Пушкина в их восприятии).

Идея созрела среди писательского окружения Булгакова и конечно могла осуществиться только при его доброй воле.

К 1927 году Булгаков догадался, что критике его подвергают не за какие-то конкретные произведения, а просто потому, что его имя подвёрстано в список врагов советской власти. Поэтому что бы он ни писал, всё будет плохо.

Открыто советской вещи он категорически писать не хотел, это выглядело бы как двурушничество. Причём не только в глазах его сословия, но и в глазах советских чиновников, которые такую книгу тем более отказались бы печатать. Для того, чтобы писать «Бронепоезд 14–69», «Танкер «Дербент»» или «Цемент» нужно было иметь соответствующий послужной список.