Мне вспоминается один поразительный случай, который произошел со стариком отцом и его уже взрослым сыном в начале прошлого века. Сын, артиллерийский офицер, имевший знаки отличия и боевые награды, гостил в поместье у отца. Он любил быструю езду и загонял отцовских лошадей. Старик несколько раз делал ему замечания, а однажды вошел вслед за сыном в его комнату и попросил снять офицерский мундир и кресты. Тот удивился, но снял. Отец говорит ему: «Пока на тебе жалованные царем кресты и мундир, я уважаю в тебе слугу царского; когда же ты их снял, я вижу только своего сына и считаю своим долгом наказать розгами (то есть высечь) за непослушание». Сын возмутился сначала, напомнил, что он давно не ребенок, стал просить прощения… А старик отвечает: «Ну, брат, если не считаешь долгом исполнить мою волю, ты мне не сын, и я тебе не отец. Кто не чтит родителей, тот не будет чтить ни Бога, ни царя и не будет признавать никакого долга. Делай как знаешь: или я тебя высеку, или мы навсегда чужие». В конце концов сын-офицер смирился и лег на пол, а старик разок стегнул его веником, после чего сам расстроился, и они помирились.
Конечно, такой случай и тогда был редкостью. Я не хочу сказать, что у нас так должно быть. Но еще хуже другая крайность, которая чаще проявляется в отношении внуков (детей и подростков) к бабушкам и дедушкам. Они, вроде, и любят стариков, но позволяют себе какое-то пренебрежительное отношение к ним: могут перебить их в разговоре, не дослушать и уйти, забывают поблагодарить за заботу и услуги, вообще не проявляют должного уважения. А о послушании я и не говорю… А старикам что делать? Смиряться, терпеть, прощать… и этим спасать свою душу. Только не надо думать, что эгоистичные, невежливые внуки делают что-то доброе, «помогая смиряться» старым людям. Как известно, смиряться самому спасительно, а смирять других – вовсе нет.
Вот, между прочим, еще одна положительная черта старости: она нас смиряет. Всю жизнь христианин хочет и не может смириться, преодолеть страсть гордыни. Мы ведь с тобой хорошо знаем, что «без смирения нет спасения», что
Андрей прекрасно понимал, что речь идет о нем. Действительно, он в последнее время совершенно не выносил замечаний, даже со стороны взрослых. Он мог раздраженно и насмешливо ответить матери, но больше всего доставалось бабушке: ее наставления он иногда демонстративно пропускал мимо ушей, и это было особенно оскорбительно; получалось, что Андрей – умный, сильный – сам знает, что делает, и может не обращать внимания на чье-то надоедливое жужжание над ухом. Бабушка сердилась, возмущалась, но через минуту все забывала и прощала, потому что души не чаяла в Андрюше. Сейчас, слушая отца, мальчик посмотрел на эту ситуацию со стороны: бабушка, с ее смирением и любовью – и он сам, холодный, эгоистичный, грубый, утверждающий на ее смирении свою самостоятельность…
А папа продолжал:
– Но наступает старость и сама нас смиряет. Неизбежно, независимо от того, хотим мы того или нет. И меня, и тебя это ждет, если Господь даст нам дожить до старости. Вдруг начнешь замечать, что твое мнение никого не интересует. Говоришь что-то, хочешь поделиться своим опытом – а тебя не слушают, и опыт твой не нужен. С тобой постепенно и разговаривать перестают: о чем, мол, с ним говорить, кроме его болезней!.. А болезни, и правда, подступают со всех сторон: кости болят, ноги с трудом передвигаются, сердце, сосуды, глаза… Старый человек нуждается в чужой помощи, в уходе. А ухаживают за стариками, заметь, куда с меньшей охотой, чем за детьми. В детях видят себя, свое продолжение; дети растут, становятся умнее, с ними приятно иметь дело… А старики – о них заботятся, скорее, по чувству долга, по заповеди Божией, потому что любить их, как любят детей, все труднее… Одним словом, старикам приходится смиряться перед всеми: перед детьми и внуками дома, перед молодежью на улице. Старый человек видит свою немощь и понимает, что не на кого ему по-настоящему надеяться – только на Бога. А это означает духовное прозрение.
– В каком смысле «надеяться только на Бога»?