Санитары в это время, перескакивая с камня на камень, все ближе подбирались к беглецам, затем они прыгнули в воду. Один схватил Лоуренса за голову и потянул вниз, под воду. Бруно отпустил лодку и успел ударить санитара кулаком по лицу, прежде чем второй преследователь обхватил его за плечи и дернул в сторону. В это время лодка, покачиваясь на волнах, начала медленно удаляться от берега. Клара вскочила, перебежала на середину и опустила весла в воду, но это мало помогло. Стараясь не поддаваться панике, она снова погрузила весла в воду и с силой надавила на них. Лодка на секунду застыла, а потом стала медленно приближаться к дерущимся мужчинам.
На берегу показался третий санитар. Он забежал в воду и с исказившимся от натуги лицом ударил Бруно дубинкой по голове. Второй санитар разжал хватку, и Бруно скрылся под водой. Мужчина тут же нагнулся и, погрузившись в воду по самые плечи, поднял несчастного беглеца. Глаза Бруно были закрыты, лицо заливала кровь, а волосы распластались на лбу, как водоросли. Санитар вытащил его на берег и положил на камни так, что тело Бруно было наполовину скрыто в воде. Затем санитар снова побежал в воду. Он схватился за лодку и попытался залезть внутрь. Клара вскочила, вырвала весло из уключины и ударила им санитара. Тот отлетел в воду, запрокинув голову. Но, очухавшись, снова бросился к лодке, ослепнув от заливающей лицо крови. Клара вновь подняла весло, готовясь со всей силы обрушить его на санитара.
Внезапно воздух пронзил выстрел. Она застыла и подняла глаза. Весло дрожало у нее над головой. У кромки воды с дымящимся пистолетом стоял доктор Роуч. Он вытянул руку вверх.
— Я сказал, немедленно остановитесь! — крикнул он.
Клара бросила весло, и оно с тяжелым стуком упало на сиденье. На берегу показались три новых санитара со смирительными рубашками и цепями. Тот, что держал Лоуренса под водой, вытащил наконец его наружу. Глаза старика были закрыты, изо рта текла вода. Санитар выволок его на берег и положил рядом с Бруно. Клара выпрыгнула из лодки и побрела по ледяной воде к берегу. Ее ноги словно окаменели. Холодный воздух, как острый кинжал, колол легкие. Она упала на колени между Бруно и Лоуренсом. Липкий страх застрял в горле, мешая дышать. Она трясла их за плечи, пытаясь привести в сознание. Бесполезно.
Лоуренс лежал на боку, запрокинув голову. Его кожа побледнела, а губы стали лиловыми. Он не дышал. Клара перевернула Бруно на спину, убрала с лица намокшие волосы и дрожащими руками обняла его окровавленное лицо. Она снова и снова выкрикивала его имя. Кожа его была холодной, как лед, из бледных рук ушла жизнь. Она прижалась ухом к его груди и перестала дышать, надеясь услышать стук сердца, но услышала только, как громко бьется ее собственное. Клара закричала и рухнула на безжизненное тело Бруно. Ее руки и ноги тряслись, как в лихорадке, плечи содрогались в конвульсиях. Страшные рыдания вырывались у нее из горла, выкручивая воздух из легких. Она с трудом вдохнула. Перед ее глазами появилась пара галош. Собрав остатки сил, Клара подняла взгляд.
— Посмотри, что ты наделала, — сказал доктор Роуч, глядя на нее сверху вниз.
ГЛАВА 21
ИЗЗИ
Иззи дрожала всем телом, хотя надела зимнюю куртку. Она сидела на крыльце дома, накинув капюшон на голову и сунув в карманы сжатые в кулаки руки. С неба падали снежные крупинки, а от резких порывов ветра слезились глаза. Но все это казалось неважным, ерундой. Она хотела побыть одна на улице. Они с Пег недавно вернулись из похоронного бюро, которое занималось подготовкой маминого погребения. Люстры с приглушенным светом, тяжелые шелковые портьеры и витающий легкий запах формальдегида напомнили ей о поминках после похорон отца. Сидя у стола директора бюро, она вновь чувствовала себя семилетней девочкой, тонувшей в море черных платьев и пиджаков, выискивающей взглядом бабушку, чтобы она отвела ее домой. Выбирая маме гроб, она совсем выбилась из сил. А ведь еще надо выбрать обивку. И объяснить, почему церковной службы не будет. Господи, как ей хотелось вскочить с резного стула и распахнуть настежь окно! Как же здесь уныло и тошно!
Она жадно глотала свежий воздух, представляя, как мать лежит на металлическом столе в холодной камере похоронного бюро. Ее тело застыло, веки сомкнуты, словно склеены. У Иззи сжалось горло. Она встала и пошла по заиндевевшему газону, хрустевшему у нее под ногами. Иззи попыталась набрать в легкие холодного воздуха. «Теперь я сирота, значит, — подумала она. Горло и глаза болели, словно обожженные огнем. — Нет больше на земле человека, который думал бы обо мне каждый день и любил такой, какая я есть. Я осталась одна, совершенно одна».