— От вас? Ничего, — Стас улыбнулся настолько честно и открыто, как умеют лишь высококлассные жулики. — Живите, как жили — если сможете. Дом для вас открыт, можете жить и здесь. Тут семь комнат, каждая настраивается на своего хозяина и другим просто так недоступна. Общественные помещения доступны всем. За свет, воду и подобное платить не надо — дом черпает энергию Прохода, просто всё уже переделано для удобства, хм, современного человека, не всякие там свечки-очаги… Вас дом впустит, других без вашего желания — нет.
— Это что — общежитие? — подозрительно поинтересовался бритоголовый.
— Решайте сами, Семён Никитич, — развёл руками Стас. — Можете считать это офисом. Я более чем уверен, что не пройдёт и пары месяцев, как вы не то что переберётесь сюда, а вообще на свою обычную жизнь плюнете. Разве это не то приключение, о котором многие лишь мечтают?
Семён молча покачал головой, словно что-то обдумывая. «Продавщица» передёрнула плечами, словно что-то стряхивая с них.
— Добавлю, что дом «зовёт» вас, — сказал чернявый. — Когда кто-то заходит в него, у остальных появляется чувство, что необходимо сюда прийти. Чем больше людей в доме — тем чувство сильнее… Оно не мешает, скоро привыкнете — но о том, что в доме кто-то есть, будете знать…
Стас прошёлся по кухне-гостиной.
— Ну, вот и всё, собственно, — резюмировал он. — Позвольте откланяться. Пейте чай, кушайте плюшки… Если вы будете нужны — я вас найду. Счастливо оставаться!
И вышел за дверь.
Бритоголовый метнулся к двери проворно, словно кошка, и тут же вернулся с удивлённым видом:
— Нет его… Исчез.
— Ну блин, — встал «слесарь». — Фигня какая-то. Пошёл я, — сгребя грубой ладонью пару плюшек, он повернулся и вышел в коридор. Судя по лицу качка, выглянувшего за ним — тот не исчез, а нормально вышел через дверь.
Бритоголовый вернулся за стол.
— Ну, что думаете? — он был немногословным.
— Шикарное место, — расплылся в улыбке патлатый. — Мечта художника, можно сказать!
— О, да он художник, — скривившись, протянула Снежана Викторовна.
— Да, представьте себе! И весьма успешный! — с вызовом ответил жирдяй. — Вы как хотите, а я пошёл присматривать себе комнатку!
— Рядом с таким даже оставаться не хочу, — прошипела Снежана. — Отойдите! — почти приказным тоном рявкнула на стриженого, стул которого преграждал ей дорогу, и, обойдя стол, тоже вышла.
— Ряды редеют, — невпопад сказал Олег. Рассеянно повертел в руках плюшку, откусил — свежая, горячая ещё. Чай уже остыл — к нему никто и не притронулся, за исключением патлатого.
«Продавщица» встала — похоже, она собиралась «сверкнуть глазами», как Снежана, но у неё это получилось нелепо и неуклюже. Вышла молча.
— Вот, видно самых стойких, — хмыкнул стриженый Вольдемар. — Жирдяй, вали, ищи комнату, мы с мужиками поговорим.
Художник вскочил весьма резво для своего сложения, колыхая складками жира:
— Попрошу! Мы все эти… хранители.
— Иди-иди, — полупрезрительно бросил бритоголовый качок. — Не доводи до греха…
Толстяк вышел в дверь — Олегу со своего места было видно, как он стал подниматься по лестнице как раз напротив двери.
Вольдемар достал откуда-то из кармана плоскую фляжку и три точёных стопки, вставленных одна в другую, выставил их на стол:
— Коньяк. Армянский. За знакомство?
— Я не пью, — отрезал бритоголовый.
— Больной? — ехидно поинтересовался стриженый.
— Если только на голову, — спокойно сказал качок. — Выпил своё в жизни, хватит. Пусть быдло пьёт, я помню свои корни.
— А, ну отлично. Ты присоединишься? — не удивился и не возмутился Вольдемар, обращаясь уже к Олегу. Парень, подумав, кивнул, глядя, как наполняется стопка. Краем глаза увидел, что качок тоже встал и направился к выходу.
— Вольдемар Шустер, фотограф, — отрекомендовался стриженый, поднимая стопку.
— Олег Судаков, компьютерщик, — в тон ему ответил Олег, стукаясь стопками.
Выпили. У обоих на лицах было странное выражение, хотя коньяк оказался отменным — скользнул в горло как по маслу, по пищеводу пошло приятное тепло.
Вольдемар сжевал ломтик лимона, Олег по-простецки закусил плюшкой.
Сам Олег мог бы объяснить свою гримасу.
Таких людей, как Вольдемар, он люто ненавидел — уверенных в себе, нагловатых, прущих как таран, имеющих мнение по любому поводу, с непременной фляжкой дорогого пойла в кармане. Обычно такие оказывались или фотографами, или «блоггерами», или ещё какими-нибудь бездельниками.
Судя по лицу Вольдемара, он был схожего мнения о неопрятных «компьютерщиках», работающих за копейки на собачьей должности и накачивающихся по вечерам дешёвым пивом. Неприятно было это осознавать, но… Олег нутром чуял, что так оно и есть.
Он встал.
— Спасибо за угощение… Вольдемар. Я пойду. Ещё… встретимся, наверное.
Вольдемар улыбнулся приветливой американской улыбкой, демонстративно салютуя пустой стопкой.
На улице совершенно ничего не поменялось — всё так же светило солнышко, ветер рябил поверхность реки, два рыбака следили за поплавками удочек. Олег рассеянно жевал плюшку и размышлял.
Проход. Проход меж мирами. И он, Олег — один из хранителей прохода.