Поскольку взрослеть Маше довелось в эпоху простых социалистических истин, когда для всех проблем имелось какое-нибудь единственно правильное решение, Маша принялась искать работу. Настырно, беспомощно и безнадежно, без связей и нужных знакомств. Ежедневно. И от этой безысходности что-то тёмное зрело в душе. Не то отчаянье, не то злость. Снилось, как она грабит банк. Маша просыпалась в каком-то тёмном лесу, смотрела в сумрачное небо, где над макушками елей медленно кружило вороньё, и говорила себе: «Пора». Потом, не торопясь, обувала на ноги мягкие сапоги, нахлобучивала шапку, засовывала за голенище тяжелый кинжал, а за пояс – плетку, и, крадучись, пробиралась к их центральному банку на площади. Там, распугав охрану, она набивала карманы сияющим при лунном свете золотом и ликовала. Ликовала до самого своего пробуждения. А после, разочарованная, плелась в ванну и постепенно успокаивалась от мысли о том, что это всего лишь сон…
Гадалка
Приблизившись к городскому рынку, Маша почувствовала усталость. Здесь было пыльно и многолюдно, а солнечная погода, казалось, тому лишь способствовала.
– Дай погадаю тебе, красавица, – вдруг совсем рядом прошелестел вкрадчивый голос. Маша вздрогнула. Снизу, словно из какого-то нижнего мира, прямо ей в глаза заглядывала маленькая цыганка.
– Горе у тебя, сердечная. Плохо тебе, милая, вижу, а будет ещё хуже. Болезнь вижу, смерть вижу. Заверни в бумажку прядь своих волос, а золото сними с тела…
Маша зачарованно слушала грудной голосок цыганки. Однажды, совсем девчонкой, кажется вот прямо на этом же самом месте, она едва не попалась на такие же уловки, но в последний момент вдруг вцепилась в яркую юбку и заорала на весь рынок: «Верни мамино кольцо сейчас же!». Хорошо запомнилось то чувство погружения в тихий голос, легкое головокружение от властного взгляда и ни с чем не сравнимое удовольствие от какого-то мистического поединка со взрослой женщиной. С тех пор Маша совсем не боится цыган. Да те ей, обычно, и не докучают. Сегодня у Маши, наверное, растерянный вид от невеселых мыслей и «собеседования». Мария подпустила проныру к себе поближе, не думая о возможных последствиях. Снова, как в детстве, стало легко от духовного единения с незнакомкой. Поэтому Мария и не торопилась заканчивать представление. Рыночная фокусница вертела в руках выпрошенную десятку и бормотала, мол нельзя экономить счастье. Она-то видит у Марии покрупнее деньги, а золотая цепочка – метал солнечный – стремится к солнцу…
Маша улыбнулась, покачиваясь в такт словам цыганки, и чего-то ждала. Оно наступало постепенно тихой гармонией. Тряпичная пестрота смешивалась с запахом ветра, всё плавно неслось куда-то, только глаза цыганки оставались неподвижными. Было заметно, как постепенно меняется их выражение – сперва властное, потом растерянное, потом испуганное и, наконец, паника сменилась покорностью и спокойствием. Мария, словно в шутку вообразив себя неким медиумом, вдруг заговорила, подстраиваясь под мошенницу:
– Твои деньги – к моим деньгам, твое золото – к моему золоту. Деньги – ветер. Золото – солнце. Отпусти на волю ветер и солнце. Не медли. Не шуми, не зови подруг. Отдай мне солнце и ветер. Забудь о них. В том твоё счастье. Великое цыганское счастье…
Маша едва успевала формулировать собственные нелепые фразы, которые словно самостоятельно слетали с языка. Она интуитивно понимала, главное сейчас – удержать в повиновении чёрный взгляд и не замолкать ни на секунду. Продолжая нести ахинею, Мария смотрела, как цыганка послушно ссыпает ей раскрытую сумочку мятые пятисотки, цепочки, какие-то громадные серьги… Словно заворожённая маленькая женщина откуда-то вынимала всё это, а чёрные глаза становились счастливыми. Приближалась развязка. Мария понимала – сейчас наступит важный момент. Через несколько секунд следует быстро исчезнуть отсюда, сбежать от цыганки, пока та не пришла в себя от наваждения. Сосредоточив внимание на тёмных глазах, она вовремя заметила там первую искорку тревоги. Резким щелчком захлопнув сумку, Маша уронила на асфальт несколько купюр и, некоторое время не отводя взгляда от смуглого лица, быстро отошла к скучающим таксистам.
Водитель автомобиля, куда она стремительно уселась, развернулся на заставленном машинами пяточке.
– Чего эти цыганки мечутся? Так под колеса угодить недолго! – проворчал он, указывая глазами на сутолоку. Мария кивнула, назвала адрес и тут же заснула под тихое шуршание колёс по асфальту…
Как добралась домой, Маша не помнила. Очнулась в своём коридорчике. Тело сотрясала нервная дрожь. Было неимоверно жутко и с трудом верилось в реальность произошедшего. Только приняв горячую ванну и глотнув коньяка прямо из горлышка, Мария пересчитала добычу. В сумке оказалось пятнадцать тысяч рублей купюрами разного достоинства и целая горсть золотых побрякушек – толстых и тоненьких цепочек, колец, печаток… Они были приятно тяжёленькими, как в недавних её снах.
– Сон в руку, – пробормотала Маша, ссыпала украшения в банку из-под кофе и сунула её в кухонный ящик.
Вскоре из школы вернулся сын: