Что рассказал убитый

И только положив ее, я понял, что это была Валерия. Валерия! Валерия!!! Но, боже мой, в каком виде?! На лице ее растекался сплошной и, как мне показалось, черный кровоподтек, и все оно было перепачкано кровью, тонкой струйкой сочащейся из носа… Я в растерянности замер, как соляной столб: мне хотелось одновременно и бежать, что-то делать, что-то предпринять, и в то же время не знал, что делать…

– Я позвоню… «Скорая помощь»… – наконец-то что-то сообразив, сказал я и кинулся к телефону…

– Нет! – каким-то высоким и незнакомым голосом вскрикнула Валерия и закашлялась. – Нет, не надо, все пройдет и так… только не гоните меня: мне некуда идти, – прошептала она и замолкла. Из глаз ее катились слезы и, перемешиваясь с кровью, капали на подушку, расплываясь по ней бурыми пятнами. Эти слезы, первые в жизни слезы, увиденные на ее лице, потрясли сильнее всего! Может, сильнее, чем само ее появление в таком виде…

Понимаете, – сказал Дмитрий, прервав свой рассказ, – плачущая Валерия – это из области фантастики! Валерия? Плачет? Ее никогда и никто не видел плачущей. Даже я, в моменты… ну, когда мы расстались. А она ведь это сильно – очень сильно! – переживала. Это я тогда, после ее отъезда, очень отчетливо понял. А тут – избитая (!) плачущая (!) Валерия!!! Это было из области запредельного.

Он ненадолго замолчал, и, воспользовавшись паузой, Огурцов капнул себе коньячку, и они с Дмитрием, глянув друг на друга, одновременно кинули в рот коричневую жидкость. Он шумно подышал и через пару минут продолжил.

* * *

– Я стоял посреди комнаты и топтался, не зная, что предпринять. Впрочем, Аленка все быстро взяла в свои руки, и я был незаметно вытеснен в зал, а она деловито сновала по квартире: то в комод, доставая какие-то женские причиндалы, аптечку, халат, то зачем-то в холодильник… Потом она мне дала команду приготовить чай и при этом не высовываться из кухни. Я все сделал, после чего сидел и тупо смотрел в темное окно, слушая вполуха, как Аленка с Валерией пошли в ванную комнату, где потом долго-долго шумел душ, слышался плеск воды в ванне; а в голове все металась и металась одна навязчивая, почти паническая мысль: «Валерия… Господи, Валерия… моя Валерия рядом… сколько же лет… Аленка… дети… Валерия… что будет?!»

Затем прибежала Аленка, забрала чай с пирожками и унесла в гостевую комнатку, куда уже ушла Лера. Выходя, жена мне сказала, чтоб я шел спать и что она через полчасика тоже придет. Еще сказала, что с Валерией все в порядке, что ничего страшного…

И я поплелся к себе. Проходя мимо двери, я услышал до боли знакомый и, казалось, давно забытый ее голос – Лера, всхлипывая, что-то рассказывала Аленке. Затем я услышал тихий грудной Аленкин смех и ее шаги. Испугавшись, что увидят и подумают, что подслушиваю, я юркнул в спальню и притих. Сердце почему-то колотилось так, будто я стометровку за 12 секунд пробежал!

Аленка пришла не ранее чем через час. Я лежал под покрывалом, старательно притворяясь спящим. Аленка прошла к окну и замерла. Я, приоткрыв глаза, украдкой посмотрел на нее: жена стояла у окна, вглядываясь в ночную темень.

– Митя, – не оборачиваясь, сказала она, – Валерия у нас поживет, пока не поправится – это недели три, я так думаю. Ей сейчас очень плохо. – Потом она немного помолчала и так же, не поворачиваясь, спросила: – Что молчишь? Я ведь знаю, что не спишь!

– А что сказать? Это ты лучше скажи – что случилось с ней, откуда она?

– Не знаю, она не сказала. Ты ведь знаешь, как она умела уходить от ответов, когда не хотела говорить?

– Знаю…

– Слушай, Митя, ты ее до сих пор любишь?

Я сел на диване и задумался:

– Помнить – да, помню. Люблю ли? Не знаю. Нет, наверное.

Вдруг Аленка резко повернулась ко мне и сказала:

– Иди, пожалей ее!

– Я и так ее жалею. Если бы я знал, кто это сделал, я бы…

– Ты что, – перебила она, – притворяешься? Не понимаешь, о чем я говорю?

– Не понимаю, – совершенно искренне ответил я.

– Господи, ты что, не знаешь, как мужик может бабу пожалеть? – плачущим и каким-то незнакомым голосом сказала Аленка. Я смотрел на нее, как в таких случаях говорится, вылупив глаза!

– Ты что, жена родная, с ума сошла? Т-ты… понимаешь, что…

– Понимаю. Иди же, горе мое, иди! – рыдающим голосом вскрикнула она, а потом уже спокойно сказала: – Так надо. Иди!

И я пошел. Остановился перед ее дверью и прислушался. Там стояла абсолютная тишина. Я, затаив дыхание, осторожно, буквально по миллиметрам, открыл дверь и на цыпочках скользнул в комнату. И, еще не увидев Валерию, я на мгновение трусливо подумал: «Вот бы она спала!» Я даже про себя усмехнулся: давно ли ты, Митя, только мечтал о таком – зайти в комнату, где лежит на кровати Лера?