Что рассказал убитый

Если бы вы знали мое состояние в те дни. Куда я только не ходил и куда только не ездил! Все было впустую. Никто ее не видел, никто не знал, где она. Отчаяние захлестывало меня в те дни. Я даже подумывал о… пуле в своей башке, потому что жизни без нее не представлял. Только через месяц я смог думать более или менее связно и, усмирив свое отчаяние, вдруг решил, что она разведчица и уехала на задание за рубеж. Эта мысль стала для меня неким психическим шлюзом, через который сбрасывалось огромное внутреннее напряжение. Благодаря этой мысли я не сошел с ума и остался живым. Напомню, — обратился он ко мне, — это был конец 70-х, разгар «холодной войны», и такие идеи, такие помыслы могли иметь право на существование. К тому же — блестящее знание немецкого, к тому же — сильнейшая воля!

Да, забыл сказать, что ее дедушка тоже исчез. Сказали, что уехал куда-то на юг. Я даже в КГБ сходил, но там — естественно! — развели руками. Да, еще я узнал, что Валерия сдала экзамены в институте экстерном и получила диплом. А я и не знал этого. Вот так!

Вот тогда я понял не просто умом, а всей своей сутью, что она исчезла навсегда, что ее уже никогда не будет в моей жизни. И тогда я, человек совершенно далекий от литературы и вообще от изящных искусств, сел и написал ответ на письмо Валерии. Вот он:

О, Валерия, странная Женщина!
Для чего и зачем своенравная
Дама — Судьба подарила тебя?
Почему?
Ты была утешеньем,
иль все ж наказаньем?
Понял я лишь сейчас,
что тогда
не готов был познать
эту милую Женщину
с тем безумно прекрасным,
но уже не моим,
очень строгим лицом,
что глядит на меня с полотна!

Вас как будто бы две,
таких разных:
и нежных, и властных!
Своей пылкой душой,
отстраненным и умным лицом,
ты дана как укор
об утраченном прошлом…

Я тогда, чуть коснувшись
прекрасной руки,
ощутил теплоту
твоих нежных, но
жарких объятий!
А потом, когда платье
неслышной волной,
с тихим шелестом
пало к ногам,
я под нежною кожей —
вдыхая ее аромат! —
слышал стук, перезвон
ритмов наших сердец.
Я испил сладость губ,
Искривленных гримасою страсти,
И твой шепот:
еще же, еще…
И во взрыве взаимного счастья
мы слились…
стал тогда я тобой…
и познал глубину
твоей пылкой
и жгучей любви!
О, Валерия, милая Женщина!
Ты прекрасна, желанна
и так мне теперь недоступна!
Нет тебя, и ко мне
ты уже не придешь
НИКОГДА!

Так поплачь обо мне,
о несбывшихся страстных
желаньях, что хотел воплотить,
обретя вдруг тебя!
Так поплачь же неслышной
и светлой слезой…
Все ушло, ничего мне уже
не вернуть…
Все растаяло в дымке забвенья…
Я измучен, я пуст, я один…
О, Валерия — странная Женщина…

Написал, заклеил в конверт и положил в стол! После этого я пошел по избитой тропинке многих поколений мужиков: приложился к бутылке, а если попросту — запил. По-черному запил. Ведь тормозов-то у меня не осталось. Не было Валерии, не было друзей по спорту: я еще в прошлом году бросил его, порвал все связи с командой. В общем, я допился до ручки. Помните, как в фильме «Москва слезам не верит» один из героев, бывший хоккеист, совсем опустился и бродил по пивнушкам, рассчитывая, что ему нальют на халяву. Вот так же делал и я. Опустился совсем. И не знаю, как бы я кончил, если бы не Алена. Просто она меня нашла в затрапезной пивнушке, где я сидел с самого утра, подошла прямо ко мне и просто сказала: «Митя, пойдем домой!»