Что с нами происходит?: Записки современников

И вот как только эта новая отрасль стала на ноги, на нее набросились местные власти. Знаю одну станицу на Кубани, в каждом дворе — теплица. Масса замечательных огурцов: сладкие, изящные, один в один. Люди рады бы продавать их колхозу с тем, чтобы он продавал их в своих ларьках где-нибудь на побережье Черного моря. Но колхоз не покупает. Во-первых, у колхоза (кубанского!) нет денег на это, во-вторых, председатель боится, как бы райком не обвинил его в поощрении «частника», в-третьих, колхозу велено производить огурцы в общественном хозяйстве. Видели бы вы эти огурцы: не огурцы, а дубовые полена — никому, естественно, не нужны, когда на рынке есть лучшие. Люди просят: берите с нас налог, продавайте нам стекло, кирпич, горючее. А им в ответ или молчок, или бульдозер с дурачком-корреспондентом, который с восторгом опишет, как искоренили еще одно «кулацкое» хозяйство. Вместе с теми, кто его посылает, он думает, что из этой теплицы, если ее своевременно не разрушить, вырастет советский фермер, кулак, вырастет и приберет к рукам нашу родную Советскую власть.

В. Л. Не вырастет и не приберет.

A. С. То же соображение — и в тайной, а местами и открытой борьбе против самой идеи семейного подряда.

B. Л. Советский фермер, советский кулак не вырастет и никого к рукам не приберет, даже если этого кто-то очень захотел бы. Даже американский фермер, американский единоличник, как видите, сходит на нет, не выдерживает конкуренции с агропромышленным объединением… Те, кто рушит сейчас теплицы «частников» на Кубани и Украине, — это ведь, помимо всего, еще и очень темные люди. И это те же лица, те же бюрократы, которые мешают нормально развиваться и колхозам. К колхозам они относятся не лучше, чем к «частникам». Мне кажется, подчеркивать это на каждом шагу очень важно с политической точки зрения. В борьбе с ними нам надо «задействовать» всю память, весь опыт великой нации, каковой мы являемся и каковой нас считают в мире. Мы должны найти в себе силы не давать таким людям власти. А кому по ошибке дали — быстрее забрать. От всей этой «шелупони» надо своевременно освобождаться. Что такое «шелупонь?» Это термин моего друга, экономиста и писателя Николая Шмелева. Этим термином он объединяет всех тех мелких ретроградов, которые мешают нам жить и нормально вести хозяйство.

А. С. Психология «шелупони», как я ее понимаю, — это психология завистливого, озлобленного босяка. В совхоз «Ивановский» приехал наш районный прокурор. Собрал руководителей, специалистов, актив, стал объяснять новый закон о нетрудовых доходах. Если, говорит, вам положена служебная машина и вы заехали на ней домой, допустим, пообедать, — можете быть привлечены. Использование государственного транспорта в личных целях. Вот такие кадры проводят в жизнь новые законы, новую линию… Поставь, говорит, машину в гараж, потом иди обедать.

Я попал в Старую Рябину к сенокосу. Сначала накоси в колхоз, потом — себе. Коровы одинаковые, а отношение к коровам со стороны властей разное. Та корова, что у колхозника, — она как бы нечистая, ей все в последнюю очередь. И вот один колхозник (мой сверстник, мы с ним ходили в один класс) вместо сена привез на ферму громадного железного ежа, завернутого в сено. Для веса… Чтобы быстрее выполнить свой долг перед колхозной коровой и приняться косить для своей, хоть она и нечистая. Он, конечно, сделал плохо, он дурной человек, но я думал о другом.

Какая, к шуту, перестройка, если ничего, ровным счетом ничего не меняется в положении этого человека, в его связях с землей, с колхозом, с обществом? Фермер, который везет коровам завернутого в сено ржавого ежа весом в три центнера, — возможен? Агропром вместо министерств, селекторный зал вместо курьеров, РАПО вместо райзо, — да какое это все имеет значение? Как можно играть в эти игрушки? При чем тут Агропром с РАПО и с чем угодно, если председатель колхоза (знаю такого — и не одного!) приходит наутро после «избрания» в диспетчерскую, где его ждут специалисты, и говорит: «Здравствуйте, ослы!» — и продолжает говорить это и кое-что похлеще вот уже три года, потому что он не избран этими людьми, а привезен к ним, и ничего они с ним сделать не могут, пока за него райком.

О перестройке, кажется, сказаны все слова, даже и о том, что на местах должны принимать смелые, нестандартные решения. Не сказано только одного — главнейшего! — слова и ничего не сделано для подкрепления его. Слова об этих председателях: чтобы их себе подбирали и выбирали, а если надо, вышвыривали все-таки те, кто косит сено. Ржавый еж в сене нацелен своими иглами против современной «продразвестки». Или колхоз станет самоуправляемым, или не поможет никакой Агропром. Подлинная перестройка начнется в тот день и там, когда и где люди сами выберут себе председателя, сами положат ему оклад-жалованье, сами условятся с ним по всем пунктам их взаимных отношений.

Мне, конечно, хочется, чтобы эта, всемирно-исторической важности, перестройка началась со Старой Рябины, но я понимаю, что такие перестройки от газетных статей не начинаются…