Что с нами происходит?: Записки современников

Стать «хоть на каплю благолепнее», немного получше — оказывается такой задачей, которая по идеальности и сложности неизмеримо превышает трудности покорения тайн природы и ее приспособления для увеличения материального комфорта. Более того, само это увеличение и выдвижение на первый план внешнего прогресса, подавляющего «дух» «камнями, обращенными в хлебы», вовсе не безразличны душевным борениям человека, являются, по мнению Достоевского, одной из капитальнейших причин многочисленных «недоумений» современной цивилизации и связаны с задачей облагораживания лика человеческого отрицательной зависимостью. То есть они способствуют обратному сдвигу в духовно-психологическом ядре человека — в сторону расширения и утончения различных эгоистических побуждений, усиления озлобленности и разделенности людей. Говоря о грядущих гигантских результатах науки в деле преобразования и облагораживания природы, «приручения» вещей, Достоевский спрашивал в «Дневнике писателя»: «Что бы тогда сталось с людьми? О, конечно, сперва все бы пришли в восторг. Люди обнимали бы друг друга в упоении, они бросились бы изучать открытия (а это взяло бы время); они вдруг почувствовали бы, так сказать, себя осыпанными счастьем, зарытыми в материальных благах; они, может быть, ходили бы или летали по воздуху, пролетали бы чрезвычайные пространства в десять раз скорей, чем теперь по железной дороге; извлекали бы из земли баснословные урожаи, может быть, создали бы химией организмы, и говядины хватило бы по три фунта на человека… словом, ешь, пей и наслаждайся. „Вот, — закричали бы все филантропы, — теперь, когда человек обеспечен, вот теперь только он проявит себя! Нет уже более материальных лишений, нет более заедающей „среды“, бывшей причиною всех пороков, и теперь человек станет прекрасным и праведным! Нет уже более беспрерывного труда, чтобы как-нибудь прокормиться, и теперь все займутся высшими, глубокими мыслями, всеобщими явлениями. Теперь, теперь только настала высшая жизнь!“

Но вряд ли и на одно поколение людей хватило бы этих восторгов! Люди вдруг увидели бы, что жизни уже более нет у них, нет свободы духа, нет воли и личности, что кто-то у них украл все разом; что исчез лик человеческий, и настал скотский образ раба, образ скотины, с тою разницею, что скотина не знает, что она скотина, а человек узнал бы, что он стал скотиной. И загнило бы человечество; люди покрылись бы язвами и стали кусать языки свои в муках, увидя, что жизнь у них взята за хлеб, за „камни, обращенные в хлебы“. Поняли бы люди, что нет счастья в бездействии, что погаснет мысль не трудящаяся, что нельзя любить своего ближнего, не жертвуя ему от труда своего, что гнусно жить на даровщинку и что счастье не в счастье, а лишь в его достижении».

При чтении этих слов невольно вспоминаются многочисленные выступления последнего времени на страницах наших газет по вопросам вещизма и потребительства, дискуссии о подлинном и мнимом жизненном успехе и т. п. Рассуждение Достоевского более чем столетней давности по своей сути и глубине намного опережает размышления некоторых авторов подобных выступлений и участников подобных дискуссий. В этих размышлениях разрешение отмеченных проблем сводится иной раз к ускоренному и более справедливому, если можно так выразиться, насыщению материальных потребностей людей, в чем видится порою весьма расплывчатый и никак не определяемый критерий улучшения человеческих отношений. Суть же и глубина приведенного рассуждения, как, впрочем, и некоторых других на сходные темы, заключается в том, что рост благополучия и подлинность человеческих достижений писатель рассматривает в твердом плане высшего нравственного сознания и высшей цели, ведущей, как было сказано, к преодолению несовершенства внутреннего мира человека и способствующего становлению действительно братских отношений между людьми. По его мнению, осыпанность счастьем и зарытость в материальных благах не только не освобождает сознание человека от повседневных забот для духовного совершенствования, не только не делает его прекрасным и праведным, но, напротив, гасит в нем высшую жизнь и устремленность ко всеобщим явлениям, превращает лик человеческий в «скотский образ раба».

Еще в середине минувшего столетия Иван Киреевский заметил существенный контраст между материальными достижениями и понижением нравственного настроя и духовного уровня личности, так как гигантские культурные преобразования внешнего мира, вся душевная жизнь человека были направлены лишь к развитию физического содержания и довольства жизни: «При всем богатстве, при всей, можно сказать, громадности частных открытий и успехов в науках общий вывод из всей совокупности знания представил только отрицательное значение для внутреннего сознания человека; потому что при всем блеске, при всех удобствах наружных усовершенствований жизни самая жизнь лишена была существенного смысла».