Что с тобой не так?

Я закрыл толстую тетрадь и потер переносицу. Что я только что сейчас прочитал? В моей способности размышлять как будто произошло короткое замыкание, в результате которого дальнейшее функционирование было под большим вопросом. Я всё ждал и ждал, что в конце всё таки появится «п.с.», что-то вроде «о, это была шутка-минутка, всем спасибо». Недалёкая, несмешная, бессмысленная, но шутка. Шутка, шутка. Но никакого «п.с.» не было, и это было ужасно. В моей голове стоял гул. Но не такой, какой бывает, когда стоишь недалеко от взлётной полосы, а такой, как на смотровой вышке за городом, где внизу остается и шум леса, и голоса птиц, и твоё каждодневное состояние. Только в тот раз, когда я стоял и смотрел на холмистую местность далеко внизу, я чувствовал себя умиротворенно, а сейчас мне хотелось спрыгнуть с этой вышки. В голове не могло уложиться, что такой хладнокровно рассчитанный план по, по сути, профессиональному уничтожению человека, стремящегося помочь, созрел в голове у четырнадцатилетнего мальчишки. И ещё больше не укладывалось, что он был им блестяще реализован, если верить его записям. А им веришь. Не хочешь, но веришь. Я закрыл тетрадь и вышел с ней на балкон, достал сигареты. Закурив, я открыл на том месте, где остановился.

«Теперь можно не беспокоиться, что кто-то будет лезть в мою голову. Никому нельзя читать мой дневник. Не лезь, убьёт»

Я больше не хотел читать. Не хотел ничего знать. Мне было противно. Я не был святыми человеком, но и не был конченым. А Стасик был. И те грани, которые стеной стоят передо мной, давно остались у него позади в четырнадцать лет. Гибель близких травмирует нас разными способами, но моральными уродами мы становимся самостоятельно.

***

Эту ночь я провёл в беспокойном сне. Все пережитые эмоции активно переосмысливались мозгом, показывая мне странные и неприятные сны. Хоть я и не просыпался, но мой сон больше был похож на дрёму. Нельзя сказать, что я совсем не выспался, но и бодрым себя не чувствовал. Налив кофе, я бросил взгляд на стол, где оставил тетрадь. Ночью эмоции сильнее. Сейчас я уже не чувствовал того тошнотворного отвращения, которое испытывал несколько часов назад. Снова проснулось любопытство. Когда-то давно, ещё на электронной книге, я читал скачанное с просторов интернета произведение «Дневник налётчика». Главный герой, Крис Бенсон, эгоист и мизантроп, он грабил банки и убивал людей, но при этом вызывал у меня определённую симпатию, как человек, живущий исключительно по своим правилам. Другой персонаж книги Винс, отмороженный псих, умудрившийся на пейнтболе до полусмерти искалечить половину игроков, тоже в какой-то извращённой степени казался обаяшкой. Вот и в Стасе было нечто такое, что не позволяло относится к нему однозначно. Мне хотелось разобраться, как такие люди способны вызывать симпатию, а иногда даже безоговорочную любовь. Что их делает такими? Под «ними» я, конечно, подразумевал таких людей как Стас, а не вымышленных налётчиков из романа Дэнни Кинга. Я задумчиво полистал тетрадь. Таких длинных записей, как последняя мной прочитанная, было немного. В основном, отрывочные строки, идущие одна за другой, обязательно датированные.

«20.03 Хамство упрощает взаимопонимание»

«04.04 Шли нахер. И это касается всех, кто пытается тебя использовать»

«10.05 Переживать по этому поводу я не собираюсь. Зря они стараются»

Всё было достаточно однотипно. Он считал себя самым умным, способным обвести вокруг пальца любого. Не гнушался откровенным враньём, при случае мог заплакать, чтобы убедить всех в своих переживаниях и избежать сурового наказания. Я восхищался и оторопевал. Он не был безупречным лжецом, судя по записям, его часто ловили на обмане, но он легко мог перекрыть это новым враньём. И таких наслоений могло быть бесконечно много.