Вечер этого дня я решил посвятить оставшимся записям в тетради. Последняя датировалась годом, когда Стасу должно было быть двадцать шесть лет. Меня это удивило. При всём желании, ведя дневник, даже если делать это через день и по две-три строки, девяносто шести листов тетради не хватило бы ни при каком раскладе. Разгадка нашлась на шестидесятой странице. Когда ему было семнадцать лет, его семья переехала в новую квартиру, и при переезде была утеряна одна коробка с книгами и прочей «макулатурой»
. Стас был уверен, что это «глупая баба сгребла все тетради со стола и запихнула их в этот чёртов ящик», и поэтому ему пришлось завести новую тетрадку. Где она теперь, было неизвестно. Сама же тетрадь оказалась среди документов, которые нельзя терять, но и пользоваться ими приходилось крайне редко, поэтому его тётя обнаружила её так поздно и поспешила вернуть племяннику. Интересно, читала ли она про те чудовищные думы, которые хранил этот дневник? А если прочитала, то испытала шок или давно подозревала? Об этом я вряд ли когда-нибудь узнаю. Запись, сделанная спустя почти десять лет, сильно отличалась почерком, он стал изящнее и не таким крупным, в нём чувствовалась уверенность и какая-то странная сила. Разумеется, последнее это не более, чем моя фантазия. Не изменились только грубость и ненависть, сочащаяся сквозь каждое слово. После полоскания бабской невнимательности и природного тупоумия, размышления и фрагментарные сообщения о событиях дня и ведущих умозаключениях продолжились, словно никакого временного промежутка не было. Вероятнее всего, та новая, или промежуточная тетрадь, велась точно также и закончилась или потерялась. Скорее всего, в ней сохранились самые безбашенные и жестокие поступки этого человека. С четырнадцати до семнадцати лет прослеживалось чёткое нарастание напряжённости в его душе, крепло чувство ненависти и усиливались проявления агрессии, чаще скрытой или пассивной.Пятнадцать лет:
«У меня была черта, которой были все окружающие и которую нужно было преодолеть»
«Мне интересно, как у меня дела, и только»
«Не сметь критиковать!».
Шестнадцать лет:
«Совесть? Забудь! Не нужно оценивать мои поступки с вашей точки зрения. Она убога!»
«Я грустил, о да, я грустил. Минут пятнадцать. Я даже испытывал некое чувство, похожее на депрессию. Но оно было слишком поверхностным, чтобы оставить хоть какой-то след в душе или памяти».
Семнадцать лет:
«Вы психи. По крайней мере, все вы немного не в себе»
«Она так часто мне доказывала, что я первый, что это в конце концов стало раздражать. Можно подумать, я этого не знаю. Кому ты нужна вообще, пугало. Но я очень не люблю, когда она лезет ко мне, слюнявить ещё пытается, поэтому каждый раз говорю ей «Иди сосись с тем, с кем трахалась до меня». Работает безупречно»
«Бегите! Бегите, не оглядываясь. И никогда, слышите, никогда не возвращайтесь!».