Мы заняли свои места. Моя левая рука осторожно легла Шону на плечо, его правая рука бережно коснулась моей талии, а затем резко надавила, притягивая к сильному торсу. Слишком близко. На грани всех правил приличий. Я сдавленно охнула и ошарашенно подняла глаза на своего кавалера. Тонкие губы кривились в издевательской усмешке.
Шон сделал шаг вперед, я – назад, и мы закружились на волнах нежной, как лебяжий пух, мелодии.
Скрипка. «Полуночный вальс».
Восторженная дань некогда запрещенному из-за своей аморальности танцу. Если вам кто-нибудь скажет, что это не так, – не верьте. Только со стороны движения партнеров кажутся воздушными и невинными. Но на самом деле это имитация акта любви, рождающая грешные мысли. И я была в самом ее эпицентре.
– Море плещет, море хлещет, море в лунном свете блещет. Окрыляет, опьяняет, попросить тебя желает… – страстно шептала придуманные строки, отчаянно пытаясь сохранить иллюзию.
Мы стояли слишком близко, наши бедра соприкасались, и я ощущала тепло, ищущее от мужского тела. А мускусный аромат парфюма с древесными нотками дурманил рассудок не хуже опиума. Но я старательно продолжала плести тонкое кружево вербальных чар, преобразуя слова в яркие образы у нас над головами.
– Рассказать о дальних странах, чудных яствах, дивных храмах, и девицах, что любя раскрывались для тебя…
Шон молчал. Говорила лишь я. И если поначалу шепотом, то по мере того, как концентрация ослабевала, переходила на привычный звуковой диапазон. Мой кавалер криво улыбался, понимающе на меня смотрел своими пронзительно-голубыми глазами и с какой-то фатальной неотвратимостью уверенно вел по кругу, заставляя выполнять новые и все более сложные фигуры.
Серия шагов. Поворот. Резкий выпад – моя иллюзия дала секундный сбой. И снова шаги.
Раз-два-три… Раз-два-три… Раз-два-три…
В какой-то момент с интересом отметила, что другие пары исчезли, уступив место нам с Шоном и моим ожившим фантазиям. Воодушевленная, приоткрыла рот, собираясь произнести очередное четверостишие, как меня опередил бархатистый размеренный мужской голос:
Внезапно бальный зал Амфитеатра окутала тьма. Свечи погасли, хрустальные люстры исчезли, трансформируясь в космические светила и, разлетевшись, засияли у нас над головами крохотными голубыми огоньками.
Я улыбнулась. Красиво. И, глядя на кавалера в упор, тихонько добавила от себя: «Во власах ее месяц сияет, пространство вокруг озаряет».
Серебристый свет, заструившийся из моей заколки, мягко лег нам с Шоном на плечи, выделяя из толпы, привлекая взоры восторженной публики.
Нежные звуки скрипки, шум плескавшихся волн, таинственный полумрак, в котором одни эфемерные образы сменялись другими, – все это создавало поистине романтическую атмосферу. И мне бы поддаться очарованию момента и раствориться в приятных ощущениях, но имелось одно но: иллюзию надо было удержать. А господин Феррен, казалось, поставил себе задачу во что бы то ни стало ее развеять.
Очередной поворот… Резкий выпад – и его хриплое:
С ужасом ощутила, как материализованный наряд начал медленно стекать вниз, грозя обнажить мои прелести на глазах у широкой общественности. Шон перехватил контроль над моей фантазией – а разве так можно?! Положение надо было срочно спасать, и я, неотрывно глядя на своего потерявшего всякий стыд кавалера, тихо сказала:
Сапфировая волна тут же окутала мое тело чуть ли не до самого подбородка. На всякий случай. Во избежание рецидива. Надо сказать, весьма своевременно, потому что в следующий миг господин Феррен вернул меня в вертикальное положение и с будоражащей хрипотцой в голосе прошептал на ухо:
– Вы очаровательны, Карина. – Моя иллюзия снова побледнела, а Шон, добившись своего, самодовольно улыбнулся.
Это был танец-вызов, танец-борьба. А господину Феррену нравилось меня смущать, наблюдать, как я теряю контроль от его хриплого голоса, демонически притягательного взгляда и нежных прикосновений сильных горячих рук… И зачем только с ним связалась? Он был океаном, а я всего лишь морем. Но проиграть в этой схватке я позволить себе не могла.