Подол моего платья тотчас взметнулся и бурлящей сапфировой волной, в зеркальной глади которой отражались звезды, грозно обрушился на материализованные прибрежные скалы. Зрители дружно охнули, послышались робкие аплодисменты, а мой кавалер, сделав очередной оборот, заглянул мне прямо в глаза и прошептал:
Чуть не потеряла дар речи от подобной наглости, а морская стихия, словно ластящийся зверь, мигом вернулась к моим ногам.
– Нет, там было не так, – игриво пропела, обходя кавалера по кругу, и, вложив остаток ресурса в слова, закончила историю:
Пенная гулливая волна опять всколыхнулась и вынесла на песчаный берег испуганного рыбака, что крепко держался руками за края своей прохудившейся лодки, полной доверху жемчугом.
Музыка стихла, тьма развеялась, унося с собой наши ожившие фантазии, и мы с Шоном замерли друг против друга. Он сделал легкий полупоклон, а я, улыбнувшись, изобразила некое подобие реверанса. И под оглушительные овации мой кавалер неспешно повел меня обратно к приятелям.
– Я покорен, – хрипло прошептал Шон, поцеловал мне кончики пальцев, а затем удалился.
Когда он растворился в толпе, я повернулась к ребятам и первое, что они услышали от меня, было:
– Мари, твой карлет далеко?
Подруга испуганно вытаращила глаза, мгновенно распознав сакральный смысл этой фразы. Но быстро собралась и тихо сказала:
– Идем.
– Лучше бежим, – внесла важное уточнение я. – Ребята, до понедельника! – бросила напоследок приятелям, и мы с Мари, стараясь выглядеть невозмутимыми, направились к выходу из бального зала.
А когда оказались в фойе, припустили к лестнице на таких скоростях, будто за нами черти гнались. Бежать на высоких каблуках было неудобно, и я скинула туфли, чтобы ускориться. Сердце колотилось нещадно, щеки горели, и я буквально пятой точкой ощущала, что счет идет на минуты.
– Направо! – сориентировала меня Мари, когда мы оказались на крыше. – Вон там мой карлет!
Вид черной крылатой машины придал энтузиазма и я, словно паровоз, в топку которого подбросили уголь, на всех парах рванула вперед. Чуть не прыжком заскочила в салон – и моя иллюзия тотчас развеялась. Следом туда влетела Мари. Мы с ней переглянулись и расхохотались.
Это был смех-неверие, смех-облегчение, смех-радость. От накала эмоций у меня даже слезы выступили. Мы хохотали, крепко держались за руки, и я была бесконечно благодарна Провидению за то, что оно мне позволило не только покинуть зал Амфитеатра на пике триумфа, но и послало человека, с которым я смогла разделить этот момент. Ведь то, что Мари с самого начала знала всю изнанку происходящего, делало ее сопричастной моей маленькой шалости и странным образом нас роднило.
– Кара, умоляю, прикройся пледом, – сказала она, отсмеявшись. – Он лежит у тебя как раз под сиденьем.
– О, здорово, спасибо. А я как раз мысленно прикидывала, как бы незаметно проскользнуть мимо своего консьержа к лифту, – весело отозвалась, пытаясь нащупать рукой шерстяной плед. – А ты всегда возишь его с собой?
– Да, держу его на всякий случай. Мало ли, захочу за город выбраться на звезды посмотреть или еще что, – отмахнулась Мари и переключилась на другое. – Кара, поверить не могу, что ты согласилась на танец с Шоном Ферреном! Этот мерзавец сделал все для того, чтобы оставить тебя без платья. Он еще хуже, чем о нем говорят! Чудо, что ты успела удрать раньше, чем этот бессовестный ловелас добился желаемого. Зато теперь топ и их приближенные точно в курсе твоей безумной выходки.
– Думаешь, они догадались? – поинтересовалась я, закутываясь в плед.
– О, еще бы! Видела бы ты, как вытянулись их лица, когда твоя иллюзия побледнела! Небось испугались, что кого-то из них скоро могут подвинуть.