Что скрывают красные маки

— Ничего странного. В случае с Текой — вполне ожидаемо. Но я бы не хотела обсуждать психологические и поведенческие особенности человека, которого больше нет.

— Даже если это могло бы помочь следствию?

— Только в случае официального обращения от вашей… м-м… конторы. Запрос или что-то в этом роде.

Перспектива перехода на официальные рельсы почему-то расстроила Бахметьева. На этих рельсах, развалясь, лежал Ковешников с набитым лакрицей ртом. Еще явится сюда, портить воздух своими идиотскими вопросами: «А как вы думаете, Янааа Вячьславвна… Какая птица круче — сойка или марабу?» Чертов идиот, хотя Ковешников не идиот, ни разу. Идиот он сам — Женя Бахметьев, вечно врезающийся в красивых женщин, как в бетонные стены. Без всякого ущерба для них, но с ощутимым для себя.

— Тереза часто брала у вас книги?

— Она взяла книгу в первый и последний раз. Думаю, ей просто понравилось название. Что-то или кого-то она с этим соотнесла.

— Почему вы так решили?

— Потому что я читала эту книгу. Но Тека вряд ли продвинулась дальше нескольких десятков страниц. Там нет ответов на вопросы, которые волновали именно ее.

— Но книгу она не вернула.

— Возможно, забыла о ней. Выкинула из головы, как и все остальное, чего мы достигли здесь. Иногда людям бывает сложно сражаться с птицами.

Снова этот гипнотизирующий взгляд.

— Я видел один фильм. Где птицы нападали на людей. Фильм старый, но все равно впечатляет.

— Я его тоже видела.

— Людям не позавидуешь.

— Птицам тоже.

Бубенцы под дугой раскачиваются и звенят, звенят. И снег по-прежнему рассыпчатый, а закат — кроваво-красный. Понять, что он обещает развеселой лошадке, — невозможно.

— Выходит, Терезе Капущак удалось так рассказать о человеке, которого она любила, что невозможно даже представить, кто он такой?

— Вы имеете в виду прикладные сведения?

— Чем-то же он занимается в этой жизни? Нет?

— Вы все-таки не понимаете, капитан… — Яна снисходительно улыбнулась. — У меня на сеансах человек говорит о себе. Какие-то отрезки пути мы проходим вдвоем, но на них, как правило, ничего не происходит.

— Вообще ничего?

— Ничего страшного.

— Выходит, там, где не страшно, Птицу вы не встречали?

— Я натыкалась на него везде, если уж на то пошло. Но единственное, что я знаю о нем… Он красив. Очень. Так утверждала Тека. Но не думаю, что это важно для дела, которое вы расследуете.

— Почему Тереза называла его Птицей?

— Если бы она звала его котиком, вам стало бы легче? Наверное, это история о том, что невозможно удержать в руках. — На этот раз улыбка у Я. В. Вайнрух получилась грустной.

— Некоторых котиков тоже хрен удержишь, — философски заметил Бахметьев. А потом неожиданно для себя добавил: — Меня вот обычно с кошачьим лемуром путают. Такие обаятельные зверюги…

— Вообще-то вы не очень похожи.

— Видели кошачьих лемуров?

— Видела. Потому и говорю.

Теперь в невидимой и никем не ведущейся партии в гольф задействована клюшка «паттер»: удар пришелся по грудине, Бахметьеву снова не повезло. Как не повезло с рассыпчатым снегом (при ближайшем рассмотрении он оказался стекловатой) и с кроваво-красным закатом, как и следовало ожидать, — нарисованным на бетонной стене. Развеселой лошадке не светит ровным счетом ничего.

Да и ладно.

— Если вы понадобитесь для уточнения кое-каких деталей… Я могу на вас рассчитывать, Яна Вячеславовна?

— Да, конечно. Хотя не знаю, чем еще могла бы помочь.

Бахметьеву хотелось расспросить психоаналитика о портретах в нишах, пусть бы она рассказала о нарисованных на них людях поподробнее. Но со стороны это будет выглядеть злоупотреблением служебным положением: Бахметьев не вправе отнимать время у занятого человека. Отвлекать не относящимися к существу дела разговорами. Выяснил, что хотел, — и иди себе своей дорогой. Ты же, в конце концов, не Ковешников. Это Ковешников вечно устраивается в гнездах человеческих душ, как какой-нибудь злобный кукушонок, — и выбрасывает из них все то, что ему активно не нравится. Вытягивает на свет божий и швыряет вниз, предварительно порвав и испачкав.

Женя Бахметьев не таков. Он, несмотря на издержки профессии, крайне деликатный человек.

Весь оставшийся день и начало следующего он думал о Яне Вайнрух. С тем же неспешным меланхолическим энтузиазмом, с которым до этого думал об Анне Мустаевой. И даже заказал на ОЗОНе «Одураченных случайностью» по запредельно фантастической цене в 799 рублей. Заказал, хотя все внутри протестовало против такой нерациональной траты денег. В конце концов, их можно было пустить на очередные стрип-посиделки с Колей Равлюком. Или просто присовокупить к отложенным пяти тысячам четыремстам двадцати рублям (вот уже три месяца Бахметьев копил на умопомрачительные очки «Джулбо» с боковой защитой из мягкой кожи, и стоило все это великолепие в пределах десятки).

Будет ли он читать «Одураченных…» — большой вопрос. Но что сделано, то сделано.