Что случилось прошлой ночью

Я слышу слова, когда они срываются с моих губ, но мой голос звучит так, будто не принадлежит мне.

– Подойдет любой вариант, – отвечает женщина-констебль.

– Внимательно смотрите под ноги, – напутствует Дженнинг. Они кивают в ответ на его строгий приказ.

Мое тело машинально двигается через прихожую, чтобы провести констеблей на кухню. Открывая заднюю дверь, я отступаю в сторону, чтобы пропустить их.

Теперь ты никогда не сможешь сказать им правду.

Никто никогда меня не поймет. Возможно, поняли бы, если б я рассказала правду с самого начала. Но никто не поймет этой лжи. Особенно, если полиция начнет копаться в моем прошлом. Они заберут обоих моих малышей.

А я никому не позволю забрать моих детей. Я этого не допущу.

Качаю головой, выныривая из потока мыслей. Дженнинг расхаживает по кухне, двигаясь целенаправленно и осматривая все, от потолка до пола.

Я подхожу к раковине и рывком открываю шкафчик. Просовываю руку за груду чистящих средств и шарю вокруг, пока пальцы не натыкаются на полупустую упаковку парацетамола. Открыв кран, жду несколько секунд, позволяя струе воды остыть, затем набираю воду в сложенную чашечкой ладонь и запиваю две таблетки. Начинающаяся мигрень тупой болью пульсирует в районе лба, и она будет быстро усиливаться, пока мне не останется ничего, кроме как лежать в спальне с закрытыми шторами и маской для сна на глазах. Побочный эффект снотворного. Я закрываю глаза и прислоняюсь лбом к шкафчику рядом с раковиной.

Зачем ты это делаешь, дорогая?

Я вздрагиваю при звуке маминого голоса. Поднимаю голову, но рядом никого нет.

Ее голос казался таким реальным, но она уже давно умерла.

Время от времени мне чудится, будто я слышу ее голос, словно она все еще здесь, заправляет мои длинные волосы за ухо и говорит мне, что все будет хорошо. «Скажи мне, что не так, – обычно говорила она. Мама всегда знала, если что-то случалось, даже когда я пыталась это скрыть. – Ты можешь рассказать мне все, что угодно, милая».

Что угодно…

Если б она все еще была жива, смогла бы я рассказать ей все? Если б она все еще была жива, дошла бы я до такого?

Нет… никогда. Я стала бы гораздо лучшей матерью, если б она все еще была рядом. Она была идеальной, у нее все получалось само собой. Она бы знала, что делать.

Пожалуйста, мама. Скажи мне, что делать.

Дженнинг шумно втягивает воздух носом. Я оглядываюсь и вижу, что он стоит по другую сторону кухонного островка, недалеко от того места, где большая оранжевая печь излучает тепло. Рисунок Фрейи горделиво прикреплен магнитом к вытяжке над печью. Наша неидеальная семья из корявых фигурок.

Моя голова пульсирует болью.

– Извините, у меня начинается мигрень.

– Все в порядке. Пожалуйста, не извиняйтесь, мисс Уильямс. Я понимаю, что вам трудно. Делайте все, что вам нужно. Это ваш дом.

Он отводит взгляд от моего лица.

– Что там произошло? – спрашивает он, указывая вниз, справа от меня.

Вот дерьмо. Я совсем забыла про шкафчик.

Не более получаса назад я со всей силы своего горя пнула шкафчик под раковиной. Но открывая его, чтобы достать парацетамол, я не обратила внимания на то, что дверца заедала, дерево грубо скребло по дереву. Раньше дверца открывалась плавно, пока я не вышибла из нее дух.

– Простите. – Опять это слово. – Когда я не смогла ее найти… я вышла из себя.

– Что случилось со шкафчиком?

– Я пнула его. Несколько раз. Я просто не могу понять, что произошло. Как я ее потеряла? – Мои губы дрожат, а руки взлетают к лицу, прикрывая глаза. – Я так расстроилась, что пнула его.

Дженнинг подходит ко мне и осторожно кладет руку мне на плечо. От него пахнет сигаретами, застоявшимся дымом. Дурная привычка. Но они есть у всех.

– Мне так жаль, что это происходит с вами, мисс Уильямс, но мы сделаем все, что в наших силах, чтобы найти вашу дочь. Хорошо?

Я убираю руку от глаз и подношу ее близко к губам, ощущая свое прерывистое дыхание, жаром опаляющее ладонь.

– Хорошо, – эхом повторяю я.

Нас прерывает громкий стук в дверь.

Мое сердце подпрыгивает. Фрейя. Наверное, кто-то нашел Фрейю. Она бродила по полям соседней фермы или играла на тропинке, по очереди засовывая то в карман, то в рот ягоды ежевики, растущей в зарослях на обочине узкой колеи…

Я медлю. Всего на мгновение мое тело повиновалось инстинкту – обманутое моими собственными историями – и поверило.

Но все равно я отчаянно пробегаю остаток пути к входной двери. Полиция уже здесь. За мной наблюдают. Если б она действительно пропала, я бы сломя голову неслась к двери.

На пороге стоит Эйден с налитыми кровью глазами. На нем выцветшие серые брюки от спортивного костюма, в которых он обычно ходит по дому или занимается ремонтом. И только фланелевая рубашка, без пиджака, пуговицы на ней застегнуты неправильно, должно быть, Эйден натянул ее в спешке, так что весь воротник перекосило. Эйден облачен в панику последнего часа, как в тяжелое пальто, и его плечи ссутулились.

Размытый утренний пейзаж резко возвращается в фокус. Это не дурной сон. Это вообще не сон.

7