Прошло немало времени, прежде чем я поняла, что за пределами Буэнос-Айреса лучше, чище, красивее, что жизнь там более приятна, чем в столице, которая всегда была и останется меккой богемы, городом с шумными и грязными улицами, на которых полно литературных кафе и антикварных лавочек. Здесь люди сидят часами за чашечкой кофе, почитывая газеты, пропадая до утра в джаз-барах и на милонгах; ночная жизнь в городе выдерживает конкуренцию с другими столицами мира и даже, пожалуй, выигрывает своей неиспорченной рациональным веком непосредственностью.
Знаменитые слова Борхеса о том, что «без улиц и вечеров Буэнос-Айреса нельзя написать танго», вряд ли удержат в этом городе тех, кто танго не любит, не пишет и не танцует, хотя слышать они его будут постоянно из раскрытых окон домов, в магазинах, метро и такси. Как правило, насладившись за неделю столичной суетой, туристы направляются в горы Кордобы, на виноградники Мендозы, к соляным озерам Сальты или розовым скалам Хухуя. Там другая жизнь, и люди там другие – более улыбчивые, официанты – более внимательные, ветер – более свежий и воздух, конечно же, несравнимо чище того, что дал название аргентинской столице «хорошего воздуха». Может, он и был хорошим лет двести назад, когда из влажных пампасов еще не выгнали индейские племена, и с Рио-де-ла-Плата, широкой дельты, образованной реками Парана и Уругвай, дули сырые, но чистые ветра; туманы тогда были, как молоко деревенских коров, а не пастеризованное порошковое, что выпало пить нам, детям двадцатого и двадцать первого веков.
Когда-то Буэнос-Айрес был совсем другим. И это было не так давно. В нем проживало менее половины людей, живущих сейчас. В вагонах метро было полно свободных мест, и там ездили аргентинские бабушки – «сеньоры» с уложенными в высокую прическу волосами, в туфлях на каблуках-рюмочках, в юбках и блузках. Им всегда уступали место симпатичные молодые люди в брюках и ботинках. Затем, как и повсюду в мире, пришел американский стиль: джинсы и белые кроссовки, униформа для всех. Я еще застала те времена, когда люди верили, что кроссовки существуют исключительно для кроссовых забегов, игры в теннис и походов.
Сейчас в столичном метро редко увидишь этих коренных портеньо, хорошо одетых и воспитанных. Их сменили обитатели трущоб, которые входят в вагон с пятью детьми, жующими жвачку, и громко требуют, чтобы им уступили место. К беременным, так же как и к женщинам с маленькими детьми, здесь относятся трепетно: им гарантировано место в самом переполненном вагоне метро или в автобусе. А бабушки из аристократического района Реколета, в белых блузках, с воротниками, заколотыми брошью-камеей, теперь стоят, прижатые к дверям татуированной молодежью в модно-рваных джинсах и фирменных кроссовках в то время, как смуглые обитательницы трущоб на глазах у всех суют грудь с черным соском своим давно выросшим из младенческого возраста чадам.
Впрочем, глобализация мира и нежелание белого населения планеты рожать детей, в отличие от представителей других рас, делает все мегаполисы чем-то похожими. И остаются в прошлом идиллические воспоминания об интеллигентных бабушках и воспитанных студентах, населяющих города, а умилительные сцены уличной жизни мы видим лишь в старых кинолентах. И как во все времена, уходящее поколение недовольно крутит головой, когда рассказывает молодежи, как было раньше, но молодежь не интересуют их рассказы, у нее другие проблемы и решать их нужно сейчас, в предложенных условиях и обстоятельствах.